Драко обреченно вздохнул, явно не питая тех надежды, что организовавшая эту импровизированную тренировку по ЗоТИ Гермиона. Дело было в том, что он просто-напросто не верил, что способен на такую светлую магию, как Патронус. По крайней мере, об этом свидетельствовала Темная метка на предплечье и приличная порция омерзительной грязи, которая успела скопиться внутри него за долгие годы жизни. Никто из его семьи не мог вызывать Патронус по очевидным причинам. Исключением была лишь Нарцисса, которая осталась в стороне от темной магии и Волан-де-Морта со всеми его планами в отношении мирового господства.
— Экспекто Патронум, — безэмоционально огласил Драко, наблюдая за тем, как с кончика палочки срывается несколько бледных искр, которые в следующую же секунду затухают, заставляя смотрящего усомниться в том, что они вообще появлялись. Продолжительность падения наблюдаемой в небе звезды и то можно было считать более длительным процессом.
Собственно, все шло по привычному сценарию: такой результат был его максимумом.
Гермиона, смотрящая на все это из-за спины Драко, задумчиво закусила нижнюю губу, стараясь понять, в чем могла быть ошибка. У ее знакомых, как правило, проблемы возникали исключительно с вызовом телесного Патронуса. В этой же ситуации дела обстояли хуже некуда.
— О чем ты думаешь, когда вызываешь Патронус?
— О том, как ловлю снитч.
Приоткрыв рот от изумления, Гермиона во все глаза уставилась на Драко, будто тот раскрыл ей секрет сотворения мира. Неудивительно, что у него ничего не получалось: быть может, удачный исход гонки за золотым снитчем и приятное событие, но явно не самое счастливое.
— Когда-то вспоминал о хороших результатах за С.О.В.
— Но ты ведь понимаешь, что это не совсем то? — осторожно перебила его Гермиона, стараясь не сболтнуть лишнего. Если в ее жизни счастливых воспоминаний было хоть отбавляй, то в ситуации с Драко это было под большим вопросом.
— Да, понимаю, — ответил он вымученной улыбкой. Рука, в которой находилась палочка, сама собой опустилась вниз, тем самым демонстрируя, что в этой схватке Драко все же решил принять поражение, не видя смысла бороться до конца, — но в голову ничего больше не приходит. Если я начинаю думать о семье, то сразу же вспоминаю собрания Пожирателей смерти, проводимые в моем доме. Что касается друзей… — Драко как-то странно вскинул брови, явно не зная, как продолжить начатую мысль, — у нас не было полуночных посиделок в пижамах в общем кругу, так что и тут мимо.
Гермиона ненароком вспомнила, как они с Гарри и Роном коротали вечера, разговаривая обо всем, что только приходило в голову. То, что Драко преподнес в виде шутки, построенной на сюрреалистической ситуации, было для нее привычным делом. И после его слов Гермиона стала еще больше ценить свою дружбу с мальчишками: это и впрямь можно было считать подарком судьбы, которого, увы, удостаивались отнюдь не многие. Единственное, что оставалось проигравшим в этой жизненной лотерее — высмеивать не доставшуюся им награду и старательно убеждать окружающих в том, что они вовсе и не хотели ее. Вот только, подвернись им возможность лично встретиться с Всевышним, и они бы отдали все, чтобы получить хотя бы одного верного друга.
— Драко, я… — «понимаю тебя» хотела было сказать Гермиона, но не сочла нужным лгать. Она не понимала и была рада этому. Жизнь, лишенная счастливых воспоминаний, была равносильна смерти, — я думаю, что все не так плохо, как кажется на первый взгляд. Порой некоторые счастливые моменты забываются по тем или иным причинам, поэтому необходимо приложить усилия, чтобы отыскать их и поднять на поверхность.
Гермиона положила свою руку поверх руки Драко и, аккуратно обхватив его запястье, подняла ее вверх. Свободную же ладонь она опустила между его лопаток.
— Постарайся отыскать то самое счастливое воспоминание, которое ты почему-то раз за разом упускаешь из виду, — произнесла Гермиона, прижавшись головой к его плечу. — Самое главное не торопись и делай это на совесть. Я буду рядом.
Драко нечитаемым взглядом смотрел на ее каштановые локоны, струящиеся по его руке, словно растопленный шоколад.
Каждый дюйм, в котором их тела соприкасались, отзывался странным покалыванием. Это ощущение напоминало то, которое возникает, когда спустя долгое время меняешь неудобное положение, позволяя потоку крови возвращаться в затекшую конечность. Вот и сейчас часть его тела лихорадочно пульсировала жизнью, в то время как вторая не подавала ее признаков. Безумие. Чистое безумие.
Конечно, в привычном понимании Драко чувствовал каждую свою конечность, но лишь те участки, до которых не дотрагивалась она, казались ему чужими. Словно он был вторым Франкенштейном, в большинстве своем собранным из частей тел усопших незнакомцев. Это было очень… Странно.
Когда ее не было рядом, он становился безвольной марионеткой, которая двигалась и говорила исключительно благодаря кукловоду. Он не чувствовал себя полноценным человеком. Гермиона же умело рвала удерживающие его нити, но вместо того чтобы рухнуть вниз, лишившись своеобразной поддержки, он обретал нечто сродни экзоскелета, позволяющего твердо ступать без сторонней помощи.
Наверное, этим все было сказано.
— Экспекто Патронум, — Драко нехотя отвел взгляд от Гермионы, однако мысленно он все еще видел ее перед собой.
На смену немногочисленным искрам пришла та самая серебристая дымка, которая в конечном счете обрела форму прекрасного ширококрылого ястреба. Олицетворение величия, свободы и верности. Патронус подстать хозяину, не иначе.
Птица летала вокруг Гермионы и Драко, оставляя за собой след из полупрозрачной дымки, которая отображала пройденный телесным Патронусом путь. Тонкие кольца света переплетались между собой, и их число увеличивалось по мере преодоления каждого нового круга.
Казалось, что за ястребом тянулся длинный заколдованный шлейф, щедро усыпанный мелкими блестками, освещающими собой тусклую гостиную. Будто кто-то урвал скромный кусочек звездного неба и спустил его на землю, позволяя простым смертным вблизи посмотреть на творение высшего разума.
— Ты все же нашел его, — радостно прощебетала Гермиона, слегка запрокинув голову назад, чтобы взглянуть ему в лицо, — счастливое воспоминание. Я знала, что у тебя все получится.
Драко немигающим взглядом смотрел в ее выразительные карие глаза, в радужке которых вспыхнули золотистые прожилки. Они всегда появлялись, когда Гермиона искренне чему-то радовалась. Будто свет, наполняющий ее душу, чудесным образом выбирался наружу, желая озарить собой все вокруг. Никакой Патронус не мог сравниться с этим. Вся она целиком и полностью была уникальна, неповторима, превосходна. Эталон божьего творения.
Если глаза все же были зеркалом души, то Драко был уверен, что ее душа самая прекрасная и чистая. Именно поэтому ему хотелось спрятать Гермиону под непроницаемым куполом, чтобы ни одно недостойное создание не оставило на ней своих гадких отпечатков.
Но по иронии судьбы Драко был одним из тех, от кого хотел защитить ее. И он понимал это, но был слишком эгоистичен, чтобы отпустить прекрасную бабочку, успевшую залететь в его мрачную обитель и стать ее неотъемлемой частью. Даже если бы он нашел в себе силы отказаться от нее, то Гермиона бы все равно осталась. Они оба это знали.
Невидимая нить между ними может растянуться или спутаться, но она никогда не разорвется.
Те недолгие секунды, что Гермиона смотрела на него, Драко чувствовал себя загипнотизированным. Сама того не ведая, она пленила его, пробралась под кожу и заставила нуждаться в ней так, как человек с остановившимся сердцем нуждается в живительной порции кардиостимулирующего средства. Она была его миллиграммом адреналина.
Когда Гермиона вновь переключила внимание на прекрасного ястреба, который теперь летал по всей гостиной, словно изучая неизвестное место, Драко все равно продолжил неотрывно смотреть на нее, стараясь запечатлеть в памяти ее нежную улыбку, ослепительный блеск в глазах и теплый смех, от которого на колючих стеблях, обвивающих его сердце, прорастали цветы. Израненный орган окроплял их отравленной темно-красной жидкостью, но никак не мог уничтожить. Она стала для него вторым сердцем, которое очистило старую кровь и, разогнав ее по телу, вернуло органы к жизни.