Все эти недели, преисполненные молчанием, Гермиона так мечтала наладить отношения с обидевшейся подругой, но сейчас ранее заготовленные слова бесследно испарились из головы.
Пропустив Джинни вперед, Гермиона вошла следом и прикрыла за собой дверь, после чего прислонилась к ней спиной, совершенно не зная, куда себя деть. Опрометчиво было полагать, что пребывание на собственной территории избавит ее от чувства тревоги: выяснение отношений никогда не было легким делом.
Джинни, в свою очередь, молча оглядывала каменные стены, словно искала в них поддержки.
Секунды сменялись минутами, но ни одна из девушек так и не обронила ни слова. Складывалось впечатление, что каждая из них рассчитывала, что сможет миновать участь стать инициатором разговора. У каждой на то были свои причины.
Гермиона уже была готова переступить через себя, но Джинни сдалась первой:
— Прости меня, — на выдохе выпалила она и стыдливо прикрыла лицо ладонями. Судя по ее внешнему виду, она была готова отправиться в адское пекло, лишь бы прекратить душевные терзания. — Я чувствую себя последней дрянью.
Джинни нервно запустила руки в волосы и пропустила рыжие пряди сквозь пальцы, будто уповая на то, что таким образом сможет вытянуть из головы обвиняющие голоса.
— Мерлин, не говори так.
Гермиона оттолкнулась от двери и в несколько шагов подошла к Джинни, заключая ту в крепкие объятия, которые должны были послужить началом новой главы в их истории. Они обе нуждались в том, чтобы увидеть яркое солнце после продолжительной бури. Они обе хотели, чтобы все наладилось.
— Ты не понимаешь, — решительно возразила Джинни, однако не попыталась вырваться из дружеских объятий. Напротив, она жадно вцепилась в куртку Гермионы, словно боясь, что подруга может неожиданно исчезнуть.
— Джинни, послушай меня, — Гермиона мягко отстранилась от нее, в последний момент почувствовав, что от Джинни исходит совершенно несвойственный аромат: привычный сладкий запах, напоминающий смесь печеных яблок, карамели и ванили, был дополнен табаком. Но она в жизни не держала в руках сигарету, — ты не дрянь, никогда ей не была и не будешь.
— Я целовалась с Лексом Роули полчаса назад, — почти скороговоркой протараторила Джинни, более не в силах держать язык за зубами. — И самое ужасное во всем этом то, что я хотела этого. Годрик, я хотела его.
Глаза Гермионы округлились до размеров галлеона, а потрескавшиеся после недавнего полета на метле губы приоткрылись в немом «О». Чего-чего, а такого она уж точно не ожидала.
— Хотя нет, — перебила себя Джинни, нервно усмехнувшись, — самое ужасное заключается в том, что я избегала тебя все это время, но стоило моей жизни перевернуться с ног на голову, как я тут же побежала к тебе, потому что ты, Гермиона, моя единственная подруга, — она рвано вздохнула и отвела взгляд, стараясь избавиться от мутной пелены слез, которая постепенно начала застилать глаза. Но это было невозможно: уж слишком жгучей была эта смесь из вселенского стыда и злости на саму себя. — Я обижалась на тебя за то, что спустя время сделала сама. И мне невероятно жаль, что я наговорила тебе те ужасные вещи. Именно поэтому я чувствую себя дрянью, — Джинни обессиленно всхлипнула, и одна крупная слезинка, воспользовавшись ее секундной слабостью, быстро скатилась по щеке и рухнула на пол, разлетаясь на множество крохотных капель.
Гермиона взяла подругу под локоть и усадила на кровать, после чего опустилась рядом.
— Джинни, прошу тебя, не плачь, — попыталась успокоить ее Гермиона и легким движением руки смахнула с порозовевшей щеки подруги очередную слезу, за которой тут же последовала еще одна. — Я прекрасно понимаю, почему ты так поступила. Для вас с ребятами Драко все тот же человек, каким мы его знали на протяжении многих лет. Но сейчас все изменилось, он изменился, — говоря о Драко, Гермиона сама не заметила, как ее губы изогнулись в легкой улыбке. — Останься он прежним, я бы ни за что в жизни не стала ему помогать. Но правда в том, что он лишил меня всяких причин ненавидеть его. Наши с вами взгляды различаются по той лишь причине, что с недавних пор я узнала о нем чуть больше. Именно поэтому я не обижаюсь на тебя, Джинни, — Гермиона накрыла ладонь подруги своей и осторожно сжала пальцы. — И я не собираюсь осуждать тебя за поцелуй с Лексом Роули, потому что не знаю всей ситуации.
Неожиданно желудок Джинни протяжно заурчал от голода. Судя по тому, как искривились ее губы, этот спазм оказался достаточно болезненным.
Недолго думая, Гермиона потянулась к той самой коробочке со штруделями, которую оставила на кровати часом ранее, и, откинув крышку в сторону, протянула ее Джинни.
— Ну же, угощайся, — чуть настойчивее предложила она, заметив в глазах подруги явное сомнение. — Не думаешь же ты, что я хочу тебя отравить?
— По правде говоря, ты имеешь на это полное право, — с вымученной улыбкой ответила Джинни и, взяв первую попавшуюся шарлотку, откусила он нее по меньшей мере четверть. Ее пухлые губы, как, в общем-то, и окружающая их кожа, тут же покрылись слоем сахарной пудры.
Не в силах сопротивляться изумительному запаху яблок, Гермиона тоже взяла шарлотку и принялась уплетать излюбленное лакомство. После шокирующего известия от Джинни и столкновения лицом к лицу со своим главным страхом порция сахара была как никогда кстати.
— Ты так и не рассказала, что между вами произошло, — сказала Гермиона и, скинув ботинки, с ногами залезла на кровать. — Не пойми меня неправильно, но еще месяц назад ты на дух не переносила Лекса Роули.
— Так и есть, — согласилась с ней Джинни, не видя смысла отрицать очевидное. Избавившись от остатков сахарной пудры, она устало вздохнула и прикрыла глаза. — Ты не возражаешь, если я прилягу? День сегодня выдался просто адский.
— Конечно.
Сняв ботинки, Джинни вытянулась вдоль кровати и шумно выпустила из легких весь воздух. Казалось, что таким образом она пыталась избавиться от всех проблем, свалившихся на ее плечи за последнее время. Увы, это едва ли могло выдворить их из ее жизни.
Повесив куртку в шкаф, Гермиона легла рядом с Джинни и устремила взгляд прямо перед собой. Каждая мышца в теле постепенно расслаблялась, отчего начинало хотеться спать.
— Помню, как пришла в лазарет, когда его привезли из Мунго, — начала Джинни, сфокусировавшись на деревянной балке, закрепленной под высоким потолком. Она будто бы наблюдала за проецируемым перед глазами фильмом, который никто больше не видел. — Я плакала, злилась, умоляла его очнуться и так по кругу. Тот факт, что он решил спасти меня, хотя сам мог умереть, сводил с ума. Понимаешь, я считала, что Лекс такой же, как его ненормальный дядя, но после случившегося просто не могла относиться к нему как прежде. Пыталась, но из-за этого меня буквально тошнило от самой себя.
«Поверь, я понимаю тебя, как никто другой», — подумала про себя Гермиона, вспоминая события минувших месяцев.
— Когда он очнулся, то вывел меня из себя за считанные минуты, — весело проговорила Джинни, хотя Гермиона была готова поспорить, что все это стало казаться ее подруге забавным лишь с тех пор, как она прониклась к слизеринцу симпатией. — Представляешь, стоило ему увидеть меня, как он тут же пустил в ход свои пресловутые подкаты. Собственно, после того раза я дала себе обещание, что ноги моей больше не будет в лазарете, пока там находится Лекс. Но, как ты уже наверняка поняла, я его не сдержала.
Джинни на какое-то время замолчала, стараясь подобрать слова, способные наиболее полно передать все то, что она чувствовала по отношению к спасшему ее юноше. Словно недостаточная искренность и убедительность могли спровоцировать порицание со стороны Гермионы.
— День за днем я приходила к нему, сама не зная зачем. Поначалу мне казалось, что это странная попытка выразить благодарность за спасение, но потом все изменилось. Мне на самом деле стало нравиться проводить с ним время. Конечно, около трети нашего общения все еще занимал его глупый флирт, но все же. В те моменты, когда Лекс переставал вести себя, как вышедший на охоту самец, мы очень даже неплохо общались, — Джинни мимолетно закусила нижнюю губу, предаваясь воспоминаниям о том времени, что коротала в больничном крыле, и на ее щеках вспыхнул едва заметный румянец. — И чем больше я узнавала его, тем сильнее мне хотелось вернуться в лазарет, чтобы провести с ним еще один вечер.