Около недели Андрей Владимирович с дочерью зализывали раны на квартире Корина. Васильев лежал на диване, прислушиваясь к своей разраставшейся внутри болезни, а Дима как мог помогал Полине, у которой началась жестокая ломка. Днями и ночами он, счастливый оттого, что ухаживает за любимым человеком, не отходил от девушки ни на шаг, лишь порой выбегая из дому за продуктами. В настоящий момент Дима нигде не работал – его институт закрыли, и он время от времени разгружал вагоны и разносил газеты.
Угнетенное состояние у Полины не проходило. У нее была тяжелейшая депрессия. Требовалась доза, и Корин, взяв деньги у Васильева, отправился ее добывать.
И тут их обнаружили люди Мелеха.
Недаром Леня контролировал в городе оборот наркотиков. Он знал, что рано или поздно Полина или Васильев появятся на одной из точек, где крутились продавцы зелья. Все торговцы были предупреждены…
Просторная каюта была разделена пополам тяжелой занавеской. В левой части, за полупрозрачной перегородкой, текла вода. Хозяин каюты, фыркая и отплевываясь, принимал душ.
Богданов на цыпочках прошел направо и сел на неприбранную кровать с разбросанными поверх грязных простыней мятыми банками из-под пива и кусками вонючей вяленой рыбы.
На стуле рядом с кроватью висел синий китель, на самодельных погонах красовались три отливающие желтым металлом полоски, вероятно, вырезанные из фольги от чайной заварки.
Стены каюты были увешаны портретами замечательных людей и киногероев, среди которых Богданов сразу приметил профиль Наполеона и торс «терминатора» Шварценеггера с горящим красным глазом. Остальные – крепкие ребята с оружием в руках и монстры из фильмов ужасов.
Капитан отфыркивался и по-бабьи – с охами и повизгиванием – выражал свое удовольствие. Наконец он завернул краны. Из-за перегородки донеслось пение: «На земле весь род людской… » и оборвалось. Капитан застыл перед зеркалом: лицо его стало сурово и значительно. Вобрав в легкие побольше воздуху, он втянул под грудную клетку дряблый кругляш живота, согнул в локтях руки, напрягая бицепсы и с досадой глядя на копеечные бугорки. Несколько секунд он критически разглядывал свое изображение, наконец со стоном выдохнул и сокрушенно покачал головой.
Причесывая редкие волосы обломком расчески, капитан пытался замаскировать свою обширную лысину, но получался тришкин кафтан: то там, то здесь предательски выскакивала отполированная белизна. При этом капитан что-то бормотал себе под нос. Богданов прислушался.
– Нужен поступок! – говорил капитан, с прищуром глядя в глаза своему недостойному отражению. – Поступок – вот что делает нас настоящими. Ты не согласен? Зарубить старуху-процентщицу – значит стать тем, кем ты должен быть от рождения! Это значит освободиться! Старуха с разрубленной головой – цыпленок, не более. Тьфу, опять эта старуха! А ты ведь тоже цыпленок! – он погрозил своему отображению пальцем. – Ну скажи, в чем же тут каяться? Топор под полой сюртука – это лишь первый шаг к самому себе! Аз есмь образ и подобие, слышишь, ты? Я подобен Ему! То есть Он – это я, а я – это Он. Неужели никто, кроме меня, до этого не дошел?! О, теперь я никогда не умру! Впереди настоящая работа – Страшный суд! Ха-ха-ха! Довольно стирать с себя чужие плевки! Пора совершать поступки! Меня не нужно уговаривать убить цыпленка… Кто здесь?! – вдруг страшно закричал он и попятился к рукомойнику. – Кто вы?! – спросил капитан, закрывая лицо руками. – Это ошибка, я держал язык за зубами! Никто ничего не знает! Не убивайте…
Капитан умоляюще смотрел на Богданова.
– Не бойтесь! Я не собираюсь вас убивать! – Богданов отодвинул занавеску.
Капитан густо покраснел. Он был в коротком шелковом халате с драконами, обнажавшем его кривые узловатые ноги. Капитанское брюшко безвольно висело над синими семейными трусами. Жидкие пряди разъехались на сверкающем черепе. Капитану было стыдно за свою минутную слабость. Наконец он взял себя в руки.
– Не собираетесь? – тяжело дыша, спросил капитан. – Так вы не от Блюма? Нет? Тогда что вы здесь делаете?! – пронзительно закричал он, отпрыгивая к двери. – Как вы сюда попали?
– Успокойтесь! – сказал майор. – Я пришел предупредить вас!
– О чем? Что вы мне голову морочите! Выметайтесь отсюда! А ну! Во-он! – визгливо кричал капитан. – Ваше дело – охрана! Придется доложить о вас кому следует!
– Я не охранник! – Богданов с досадой смотрел на капитана. Он боялся, что кто-нибудь сейчас услышит этот визг. – Я оттуда, снизу!
– Снизу? – не понял капитан. – Из бездны огненной…
– Из трюма.
– Но там косые?! А впрочем… Ах вот как! – всплеснул руками капитан. Глаза его как-то странно блеснули. – Так о чем вы хотели меня предупредить? – перешел он на шепот, с интересом рассматривая Богданова.
– Нам грозит опасность. Блюм никого не отпустит на Материк, Мы много знаем! Понимаете?
Диковатые глаза капитана то стремительно разбегались, то вновь сбегались под густыми бровями, как парочка нахальных тараканов.
– Верно, опасность! Я согласен с вами!
– Надо что-то делать. Ведь вы – капитан этого судна! Думаю, охранники рано или поздно. пустят в дело оружие и всех тут перебьют.
– Правильно! И разделят между собой наши макароны! – Капитан хохотнул. – Да что же вы от меня-то, сирого, хотите? – вдруг безо всякого перехода истерически закричал он. Однако тут же глумливо улыбнулся. – Нет, вы, конечно, правы! Нам грозит смертельная опасность! Блюм наверняка послал на пароход убийцу, который караулит меня на камбузе! Или в туалете! Огромный человек с топором за спиной! Что же делать? – простонал капитан и зашептал: – Я знаю что! Надо прятаться. Поглубже. Под пайолы! Или делать вид, что мы ничего не знаем, верно?
– Что вы мелете! – рассвирепел Богданов. – И вас, и вашу команду, и косых – всех убьют!
– Да-да-да-да, мой друг, верно! – Капитан заметался по каюте, прижав к груди брюки и рубашку. Потом остановился, проникновенно глядя на гостя: – Может, бросимся в океан? Лучше честно утонуть, чем прятаться от топора! Давайте бросимся в пучину! Это как сон!
– Вы можете связаться с берегом и передать сигнал бедствия? – спросил майор.
– Бедствия?! Но мы еще на плаву, голубчик! Игра должна быть честной!
– Свяжитесь с берегом! – сухо сказал Богданов.
– С каким берегом! – воскликнул тот. – У нас и рации-то нормальной нет! Так, что-то вроде любительского передатчика! Здесь все продумано. О, этот Блюм! Вот что, – вдруг затараторил он, – мы сейчас же спустим плотик! Потихоньку! Хотя бы мы с вами спасемся! – В глазах капитана зажигались и гасли дьявольские искорки. – Всех не спасти! Они обречены! Илья Борисович однажды оставил меня в преферанс без трех, а потом сам спокойно сыграл мизер! – Капитан стал срывать со стены картинки. – Их тоже возьмем с собой! Это настоящие люди. Это не обременительно, они легкие. Будем коротать с ними в тундре долгие вечера у костра! – сказал он с виноватой улыбкой. – Я отдам вам свое теплое белье. Дать ему мою меховую куртку и пыжика или оставить себе? – размышлял он вслух. Богданов молчал. – Нет… жалко. Но ничего, по дороге выльем на вас пару ведер солярки – это даже лучше, чем мех! Для терпящих бедствие моряков солярка – первое дело! Что вы так на меня смотрите? – Капитан нервно хохотнул. – Сейчас у команды чай. Пройдем на корму и бросим плотик! Вы знаете, что такое плотик? Это такой чудесный резиновый дом, уютное гнездышко моряка!
Неожиданно глаза его перестали сверкать, лицо осунулось и потемнело. Капитан нахмурил брови.
– Почему он не назначил меня капитаном?! – Взгляд его тоскливо заскользил по стенам каюты, на мгновение остановившись на майоре как на неодушевленном предмете. – Нужны профессиональные знания и опыт? Не спорю! Но еще нужней воля! Моя железная воля! – Капитан выдвинул вперед свой скошенный подбородок. – Только я смогу провести этот корабль среди льдов! Я им еще покажу, кто здесь настоящий капитан. Они еще увидят гордого альбатроса в смертный час!
– В смертный час? – Богданов с удивлением смотрел на него.
– Да. Час икс, момент истины!