– Ты кто? – тихо спросил майор.
– Робинзон. А ты кто и откуда свалился?
– Из океана.
– На чем приплыл?
– Ни на чем. Вплавь.
– Ну, это ты врешь! – сказал Робинзон. – Вплавь здесь только рыба с мишкой могут!
– Я и сам раньше так думал…
– Надеюсь, ты с Аляски, а не с Земли Франца-Иосифа?
– С парохода, который уже на дне… – Внезапно майор увидел рядом волка и привстал на локте. – Твой волк?
– Собака. А что? Она тебя в распадке нашла. Понравился ты ей. Ну, пошли в дом. Там все расскажешь. Не обижайся, утопленник, но я у тебя ножичек изъял. До окончания следствия. Куртка на тебе больно подозрительная.
Они летели по шоссе уже минут двадцать. Водитель поставил на крышу синий фонарь. Бармин за все время не проронил ни слова. Его даже не интересовал милицейский автомобиль, который сидел у них на хвосте. Бармин думал о том, во что он на этот раз вляпался. Эта «Волга» и ухмыляющийся сосед наводили на него тоску.
– Слиток при вас? – неожиданно спросил сосед и повернул к Бармину добродушное лицо с хитрыми глазами.
Мужчине было где-то около сорока. У него была толстая и прямая шея борца, а под плащом угадывалась мощная мускулатура.
– Какой еще слиток?! – Бармин деланно удивился.
– Платиновый. Который вы в привокзальном отделении показывали!
– Вы что-то путаете, – выдавил из себя Бармин.
– Ну раз так, придется вас отдать им! – сосед показал пальцем себе за спину. – Они упорные. Своего не упустят. Кстати, вашего подельника, этого несчастного Васильева, они только что застрелили. Прямо в сердце! Вот какие ворошиловские стрелки… Так слиток у вас? – Бармин молчал. – Ну, подумайте. Время еще есть, – он посмотрел на часы, – минут двадцать. А там пойдете к вашему Шкуродеру! – Бармин удивленно посмотрел на улыбающегося соседа. – Этот дубиноголовый что-то вроде унтера Пришибеева. За ним уже целый список, но наказать невозможно: на своем месте незаменим! Милицейское начальство за него горой! Так вы со мной или с ними?
– Только не с ними, – мрачно ответил Бармин и, отвернувшись, стал смотреть в окно.
– Значит, со мной! – с нажимом сказал сосед и похлопал Бармина по колену. – Саша, притормози!
«Волга» съехала на обочину. Позади метрах в десяти остановилась милицейская машина. Мужчина вышел из салона. Бармин наблюдал за тем, как он подошел к милицейскому «жигуленку» и постучал по крыше. Водитель открыл дверь и уставился на мужчину. Тот заглянул в салон и, сказав несколько слов, сильно хлопнул дверью… Милицейский автомобиль начал разворачиваться.
– Уговор есть уговор! – сказал пассажир, садясь рядом с Барминым.
Через полчаса «Волга» въехала на территорию дачного поселка и по узкой ухабистой дороге подкатила к двухэтажному особняку, скрывающемуся среди вековых елей.
– Я на часик отлучусь. Потом сразу домой, – мужчина взял из рук водителя портфель, потом повернулся и, улыбаясь, сказал Бармину: – Давайте сюда ваши руки! – Тот протянул руки, и на его запястьях защелкнулись стальные браслеты. – Так будет и вам, и мне спокойней.
– Товарищ подполковник, мне оставаться, или…
– Останься. А то наш гость затоскует в одиночестве. Я ненадолго!
– Только не рыпайся! – сказал шофер Бармину, когда подполковник вышел из автомобиля и, открыв чугунную калитку, направился по асфальтовой дорожке к дому. – А то мне придется присушить тебя, беззубый! – Шофер хохотнул. – Увольняют нашего Борю! Кстати, твой Мелех постарался! Теперь конец охотам да рыбалкам! Отстрелялись… Новая метла из Москвы едет, не забалуешь. – Тут шофер обернулся и посмотрел на безучастного Бармина. – Я бы на месте Бори с тобой не связывался: сдал бы ментам – и точка! У них на тебя вся шерсть дыбом встала!
Майор спал больше суток, иногда просыпаясь, чтобы выпить кипятку и продолжить рассказ о своих злоключениях. Он был скуп на слова, всего не рассказывал – не считал нужным.
Теперь Богданов восстановил силы настолько, что смог сесть на лежак, покрытый истлевшей фуфайкой, и выпить кружку с остатками спирта. Он съел целого гольца, попахивающего, но вполне съедобного. Выбирать не приходилось. Рядом сидел пес и не сводил с него глаз.
– Да-а, майор, – охотник зябко подернул плечами и набросил на плечи фуфайку, – живучий ты. И под землей копыта не отбросил, и в море не утонул. Теперь, если еще и в огне не сгоришь, цены тебе не будет! Поешь мяса…
– Свежее? Откуда? – спросил Богданов.
– Само пришло! Я его и прибрал. Когда закончится, одни грибы останутся. Муки нет, крупы нет. Лапу сосать будем.
– А рыба?
– Повезло с рыбкой… Солярка кончается – вот что плохо. Эта печка солярой топится. Хорошая вещь. Как кончится, придется на дрова переходить. Я тут с месяц промыслом дровяным занимался – плавник собирал, пилил, сюда таскал. Но все равно придется валить отсюда, искать другое зимовье. Надо до следующего лета перекантоваться. А там махну на Материк! Пойдешь с мной?
– Заманчиво, – Богданов улыбнулся. – Только мне в другую сторону.
– Куда?
– На Объект.
– Ну, ты спятил! Я бы туда ни за какие бабки не вернулся. Что ты там забыл?
– Человека. Надо спешить!
– Тебе-то что? Да если империя Блюма рухнет – птицы запоют! Не твое дело спасать обреченных. Твое дело жить и выжить, чтобы потом рассказать обо всем, что тут было. А ты под топор голову подставляешь?! Зря я тебя из тундры принес. – Робинзон в раздражении встал и нервно заходил по скрипучему полу. – Уходи. Только когда там тебя захомутают, обо мне – ни слова! Не дай Бог, пришлют сюда команду…
– Пойдешь со мной? – произнес майор и вопросительно посмотрел на Робинзона.
– Нет, ни за что и никогда! – в ужасе закричал Робинзон. – Лучше пусть меня здесь заломает мишка!
– Да я особо тебя и не зову, – усмехнулся майор.
– Не зовешь, а все этим и кончится! Придется лезть волку в пасть! Я вас, героев, знаю! Вечно на рожон лезете. Нет, даже не заикайся, с меня хватит! Я свое хлебнул, натерпелся! – брызгал слюной Робинзон. – Под самую завязку! Было у меня тут приключение! – Робинзон сел за стол. – Живу я себе спокойно, наслаждаюсь природой, а тут гости. Четверо косых на огонек заглянули. Молчаливые ребята с автоматами. Кто, откуда – не говорят, а я спрашивать побаиваюсь. Дружбы у нас с ними никак не получается. Сидят за столом, рыбку кушают, чаек попивают да все переглядываются. Поели, говорят, спасибо, теперь переночуем и дальше пойдем. Я их, как мог, на ночлег устроил, своими шмотками поделился и – к себе на лежак. Борюсь со сном, жду, когда гости заснут. А гости ждут, когда я засну. Так и лежали, друг друга слушали. Потом вижу, один из них поднимается с ножиком в руке и ко мне. У меня, естественно, тоже кое-что под тряпками имеется. Однако что я могу против четверых, да еще с пушками?! Навалился он на меня, лыбится… Нет, не хочу умирать! Взбрыкнул я, сбросил с себя косого, вскочил на нары и давай стыдить их. Так говорил, что косые рты пооткрывали. Я же, говорю, вас, падлы, пригрел, накормил, а вы, значит, за это доброе мое отношение пришить меня вздумали? И так далее в том же роде, слезу из них выжимаю. Один из узкоглазых вдруг говорит своим: верно, братва, зачем торопиться? Возьмем его с собой, на всякий случай. На какой такой случай, спрашиваю? А ежели, отвечает, олешка не завалим или уток не набьем, ты, добрый человек, нам сгодишься. Не пропадать же такому добру! Понял я, что они меня в качестве коровы с собой брать надумали. Лежу связанный по рукам и ногам, плачу. Они меня сначала на пол у двери положили, а потом и вовсе в предбанник вынесли, чтобы спать не мешал. Под утро забылся, и снится мне такой прекрасный сон, будто солнце в зените, тепло, море ласковое, Черное. И все мне улыбаются, и я вроде знаменитый и всеми любимый. А где-то в уголке сознания живет заноза смертельная: зря радуешься, потому что по твою душу уже пришли. И вот, значит, стою я поджарким южным солнцем весь в лучах славы и любви, стою и плачу навзрыд, потому что знаю, что сон это, иллюзия, сладкий обман. А кто-то уже ворочается возле, теребит меня, со спины на живот переворачивает. Пусть, думаю, режет! Уж лучше сейчас, здесь, под знойным небом, зарежут, чем наяву. Чувствую сквозь сон, как путы на руках у меня вдруг ослабли. Чувствую и плачу. Но нет, не режет меня косой, плачем моим наслаждается. Открыл глаза и увидел морду своего пса. Он, родимый, неделю назад пропал куда-то, а теперь вот вернулся. И вовремя! Перегрыз он веревку у меня на руках, а ноги уж я сам распутал, А как распутал, так сиганул в тундру полураздетым. Полдня бежал! Через сутки собака меня домой отвела. А там разбросанные вещички и никаких запасов. Даже соль унесли гости. Понятно, солить в дороге собрались. Ну, раз собачка опять при мне, жить можно. Она меня в обиду не даст. Я уж ей праздник устроил, выкопал из ледника рыбку, от костей очистил и ей в награду. Поел пес и – опять в тундру. Я на всякий случай жилище свое покинул, на сопке кукую, пса дожидаюсь. К вечеру возвращается песик, меня за штаны хватает, тащит, зовет за собой. Пошел я за ним и километрах этак в двадцати отсюда, ближе к побережью, наткнулся на косого с дыркой в черепе. Поссорились они, что ли? В общем, взял я у этого парня кое-что из одежки. А пес меня дальше тащит, на сопку взобрался, меня ждет. Вскарабкался я на вершину и увидел: полярные волки моих гостей доедают. Тут же застреленные волки валяются… Отогнал я волков, пушки с подсумками собрал в охапку и ретировался… Потом мне с оленями повезло. Устроил себе и собаке пир. Теперь я с оружием и с собакой, так что мне никакие гости не страшны.