Бурлен заказал вторую порцию оладьев, чем заслужил одобрительные взгляды собеседников. Раблезианское жизнелюбие комиссара явно улучшало всем настроение, по мере того как повествование Виктора приближалось к кульминации.
– И мы отправились в путь, стартовав в девять утра с портового пирса. Сильвен еще раз предостерег нас: ни слова местным жителям – афтурганга афтургангой, но они сами косо смотрят на невежд туристов, оскверняющих теплый камень своими задницами. Небо было безупречно голубое, морозное, без единого облачка. Но в Исландии говорят, что погода меняется все время, то есть каждые пять минут, если ей заблагорассудится. На пирсе Сильвен украдкой указал нам на черную скалу странных очертаний, прозванную местными жителями Лисьей головой – над ней, словно уши, торчали два маленьких конуса, нависающих над темным пляжем в форме морды. Мы добрались туда без происшествий, тщательно избегая трещин между льдинами. Островок оказался крохотным, мы быстро обошли его, и наш топ-менеджер, – по-моему, его звали Жан, – обнаружил наконец заветный камень.
– Мне казалось, у вас исключительная память, – заметил Данглар.
– Ну, я запоминаю только то, что меня просят. А потом все стираю, чтобы место освободить. Вы не стираете?
– Ни в коем случае. И что Жан?
– Он лег на камень и захохотал, куда только делась его сдержанность. Мы все по очереди прикладывались к этой стеле – и правда теплой, – а время шло. Мужик с бритым черепом растянулся на ней с серьезным видом, не говоря ни слова, и закрыл глаза. Внезапно Сильвен встряхнул его и крикнул: “Мы уходим, прямо сейчас, пора”. И махнул рукой в сторону надвигавшейся прямо на нас горы тумана. Но стоило нам пройти каких-нибудь двадцать метров по льдине, как Сильвен отказался от своей затеи, и мы пошли назад. Видимость была метров шесть, потом четыре метра, потом два. Приказав нам держаться за руки, он привел нас обратно на остров. Он успокаивал нас, уверяя, что туман может рассеяться минут через десять или через час. Но ничего не рассеялось. Мы застряли там на две недели. Две недели впроголодь, на страшном морозе. Островок был пустынный, просто находка для покойников и охранявшего его афтурганги. Черная заснеженная скала, ни деревца, ни букашки, ни…
Виктор вдруг умолк, замерев с ножом в руке, и ужас его был столь осязаем, что все застыли одновременно с ним. Адамберг и Данглар обернулись, проследив за его взглядом. Но ничего не увидели, кроме стены и двух застекленных дверей. Между ними висела аляповатая картина, изображавшая долину Шеврёз. Наверняка шедевр Селесты, точная копия той, что красовалась в кабинете Мафоре. Виктор сидел не двигаясь, почти не дыша. Адамберг знаком попросил своих спутников вернуться в нормальное положение. Забрав нож у молодого человека, он опустил его руку на стол, словно имел дело с манекеном. Схватив Виктора за подбородок, он повернул его лицо к себе.
– Это он, – выдохнул Виктор.
– Человек, сидящий за вами, которого вы видите в зеркало?
– Да.
Виктор всхрапнул, словно конь, осушил свой бокал и потер глаза.
– Простите, – сказал он. – Не ожидал, что этот рассказ настолько выбьет меня из колеи. Я никому никогда не говорил об этом. Это не он, я ошибся, меня напугало отражение в зеркале. К тому же он выглядит моложе, чем десять лет назад.
Адамберг внимательно посмотрел на мужчину, вошедшего в ресторан вскоре после них. Он ужинал в одиночестве, рассеянно листая разложенную на столе местную газету, и изредка окидывал зал усталым взглядом. У него был вид человека, мечтающего только о том, чтобы лечь наконец спать после долгого утомительного дня.
– Виктор, – прошептал Адамберг, – у него нет ни бороды, ни седых волос, разве что на висках. Подумайте сами. Почему вы вдруг решили, что это он?
Виктор наморщил низкий лоб и судорожно закрутил пальцами прядь волос.
– Простите, – повторил он.
– Подумайте, – не отступал Адамберг.