Как он изменился, он сказал: “Я не совсем уверен, что произошло. Но повозка—по крайней мере, одна—поехала дальше.- Он посмотрел на Лекне. - Какой-то мужчина вытолкал ее из нее и велел кучеру сменить лошадей в Амкосе.”
Лекне присвистнул. “Это еще двадцать парасангов. В этом снегу? Почти Даркнайт? Это наглый негодяй!”
Арантур начал одеваться. “Я думаю, это был герцог Вольта, - сказал он.
Глаза Лекне расширились. “Но—”
Голос Донны Кучины прорезался сквозь дверь, и раздался звонок.
- Еще посетители!- Весело сказал Лекне.
Он вернулся в общую комнату через кухонную дверь, в которой было маленькое служебное окошко—на самом деле просто шпионская дыра. Арантур на мгновение заглянул внутрь, а затем вернулся к кухонному очагу. На широком столе уже лежала огромная куча кнокки, тесто было разбито на порции. В огромном медном котле над огнем кипела вода. От него поднимался пар, но он еще не успел подняться. Вода пахла орегано и чем-то еще, и это прояснило его голову.
Сухой и гораздо более теплый, он натянул льняные рейтузы, похожие на бриджи, которые застегивались на талии, и шерстяные чулки до бедер, которые были бы красиво зашнурованы к дублету, если бы у него была такая вещь. На самом деле, в своей крохотной мансарде в городе, которую он делил с тремя другими молодыми людьми, он владел одним, купленным у продавца подержанной одежды и тщательно починенный. Но это было не для такого путешествия, как это, и он оставил его в своем сундуке. Вместо этого он зашнуровал чулки к рейтузам и заправил красивую рубашку. Это была самая лучшая рубашка, которую он когда—либо носил-и это о чем-то говорило, поскольку рубашки его матери были притчей во языцех.
Лекне вернулся с большим коровьим рогом и протянул его ему.
- Смазывай ботинки, а то они испортятся от огня, - сказал он.
- Да благословит тебя солнце, - сказал Арантур. - Вода почти вскипела.”
Лекне пожал плечами. “Отцу будет достаточно—хозяин скоро вернется, он не далеко.”
Он снова вошел в дверь, как раз когда снова зазвонил звонок. Арантур взял жир, сел у кухонного очага и принялся намазывать его—это был хороший жир. Коровье брюхо? Может быть, даже гусиный жир. Что-то елейное и довольно терпимое по запаху.
- Прекрасная гостиница, - сказал он вслух.
У камина висел фамильный талисман-довольно крупный курийский Кристалл. Обладая хорошим Кристаллом, человек с очень небольшим талантом все еще мог вызвать огонь, теплый воздух или чистую воду. То, что кристалл был необычного размера и чистоты и висел без присмотра у камина, красноречиво говорило о стабильности гостиницы. И его богатстве. Он выглядела так, словно был окрашен в розовый цвет; лучшая Курия была розового цвета и иногда называлась “Сердце Богов” или “Императорское сердце".- Он дотронулся до него, почувствовал его силу и виновато убрал руку. Кристалл Куриа стал еще дороже за последние несколько лет, и розовые кристаллы почти никогда не видели. Императорское сердце было родом из поместий императора на Киусе, острове на юге. Большая часть других кристаллов Куриа прибыла из других стран, таких как Атти и Армея, на востоке.
Он принялся втирать смазку в сапоги-пару прогулочных ботинок до середины икр со слегка загнутыми носками, самые престижные из тех, что он мог себе позволить. Тем не менее, это были хорошие ботинки, выдержавшие всю недельную прогулку и соленую воду, и они, вероятно, переживут путешествие домой, хотя и не в том прекрасном красно-коричневом цвете, с которым они начали свою жизнь.
- Он улыбнулся. Чудесные новые сапоги, теперь уже грязного цвета, каким-то образом привели его к женщине, которую он принес сюда и от которой пахло как ... как внутри храма. Какая-нибудь экзотическая смола или духи.
Кристалл, висевший у камина, сверкнул, и Арантур снова почувствовал запах духов, и они сошлись вместе.
Она использовала силу против меня.
Он был уверен в этом—настолько, насколько может быть уверен студент, изучающий то же самое искусство. Он все еще ощущал ее вкус на губах и под глазами—самое мощное произведение искусства, которое он когда-либо испытывал.
"Она сломила мою волю, чтобы забрать свой дорожный чемодан", - подумал он про себя.
Это было единственное объяснение, которое соответствовало доказательствам. Он помнил это ощущение абсолютной ясности, когда поднимался по склону фургона ... да. Прекрасная манипуляция. Так прекрасно, и так великолепно, что это истощило ее и сделало больной, как и предупреждал его Мастер Работы.