Лекне ткнул его в ребра, наполовину шутя, наполовину всерьез.
“А ты бы выбрал?- спросил он. - Леди выбирает следующая, а потом священник.”
Арантур бегло осмотрел остальных животных, но он уже отдал свое сердце кобыле, и конусообразный кожаный футляр на крупном животном привлек его внимание. А большой зверь ... Арантуру он уже нравился. Что-то в том, как он держал голову.
“Полагаю, мы не можем заглянуть в сумки, пока не выберем, - сказал он скорее шутливо, чем серьезно.
“Совершенно верно, - согласился Лекне.
Была еще одна прекрасная лошадь-полуэссанка, но она была еще меньше и казалась робкой или, возможно, просто усталой. Остальные военные лошади были усталыми, с выбитой из них большей частью грации, злобными следами шпор на боках в виде полукруглых белых шрамов на гнедом конском волосе и сильно спутанными гривами. Арантур подозревал—как фермер, - что большинство из них вполне справятся с едой и отдыхом. Что же касается грабежа, то привычка солдат сажать награбленное на самых плохих лошадях и ездить верхом на самых лучших означала, что две лошади с самыми большими вьюками были неуклюжими животными.
Перспектива владения лошадьми открывала перед Арантуром простор и комфорт: дом каждый отпуск, а не раз в год; возможность работать курьером в городе; даже получить место в штате дворянина на лето. Он подозревал, что держать пару лошадей в городе будет стоить почти столько же, сколько он сможет заработать, владея ими, но сама идея была приключением. Как бы то ни было, он хотел, чтобы лошади были сами по себе, и не был заинтересован в том, чтобы забрать товары—краденые товары, на самом деле, хотя ему было бы трудно объяснить, как он все это продумал.
В конце концов он взял двух лошадей, рекомендованных магистром. Он был студентом, легко поддающимся экспертному мнению, а у человека в коричневом действительно был хороший глаз на лошадей. Как только он сделал свой выбор, он отвел большого мерина в стойло, привязал его к удобному крюку и расседлал бедное животное, которое почти дрожало от удовольствия. С железной решимостью он принялся обхаживать лошадь, которая отчаянно нуждалась в уходе, вместо того чтобы рыться в сумках военного седла, открывать конический футляр или цилиндр из новой кожи на спине седла.
Следующим вошел Магас Иралия. Арантур услышал более высокую музыку его голоса и низкий ответ магистра, и они вместе рассмеялись. Этот звук вызвал у Арантура странную ревность. Он попытался проанализировать это чувство и не нашел в нем ничего, кроме бездонной иррациональности, но это чувство продолжалось во всем крупе и задних ногах его новой лошади. Он решил назвать своего мерина Рассе в честь персонажа пьесы, который плохо вел себя для комического эффекта, и Рассе, похоже, хорошо принял это имя. Он безмятежно ел из яслей, полных ценного овса, и, казалось, пребывал в мире со всем миром.
Дама появилась перед стойлом Расса и прислонилась к дверному косяку. Это был первый раз, когда Арантур полностью обратил на нее свое внимание—или, скорее, почувствовав, что что-то изменилось, внимательно посмотрел на нее. Сегодня утром она выглядела совсем по-другому-почти как другая молодая женщина. Во-первых, исчезла серебряная сетка для волос и тонкое шелковое платье.
“Не такая уж красивая без макияжа, а?- спросила она.
Арантур знал, что некоторые женщины красят свои лица, но никогда раньше не встречал ни одной. Так как только куртизанки, шлюхи, актрисы и королевы делали такие вещи, его лицо вспыхнуло. Он пробормотал что-то неуместное о ее лице и внешности, но так тихо, что сам не расслышал.
- Она рассмеялась. “Ты такой мальчик. Я вижу, ты в добром здравии—никакого духовного похмелья сегодня утром?”
- Он пожал плечами. - Когда я проснулся на рассвете, у меня ужасно болела голова. Я даже не молился.”
“Я приняла слишком много, - призналась она. “Я даже пополнила свой собственный резерв. Ты очень хорошо обеспечен Сааром.- Она улыбнулась. - И сиром.”
- Он пожал плечами. Сир был темным элементом власти. Он знал, что она у него есть, как и у всех магов. Он не знал, как отнестись к ее замечанию, и пересчитал часть своей новой лошади, которую уже сделал. Она смутила его. Она оказалась моложе, чем он думал прошлой ночью. Без краски ей, вероятно, было ближе к двадцати пяти, чем к тридцати пяти, и ее волосы были густыми и каштановыми, без следа красного, ее лицо было узким и нежным, ее руки и ноги длинными. На самом деле, она была похожа на фрески народа фейри в храме города—Храме мудрости, Святой Софии.