Цепи загремели, и Монца, повалившись на пол, ободрала колени о каменный пол. Она не в силах была даже стоять, избитая, перепуганная. Трясучка все хрипел. Лангриер растирала плечо. Пелло, закрепляя цепи, прицокивал языком. После чего Монца ощутила подошву сапога на своих икрах.
– Пожалуйста, – прошептала она, трясясь всем телом и стуча зубами. Монцкарро Меркатто – грозный Палач Каприле, ядовитая Змея Талина, чудовище, купавшееся в крови, – стала лишь воспоминанием. – Не надо…
– Думаете, мы получаем от этого удовольствие? Не хотим договариваться с людьми по-доброму? Мне так последнее нравится гораздо больше, правда, Пелло?
– Гораздо.
– Очень вас прошу, скажите хоть что-то, чем можно было бы воспользоваться. Хотя бы… – Лангриер закрыла глаза, потерла их тыльной стороной ладони. – Хотя бы… от кого вы получаете приказы. Начнем с этого.
– Хорошо, хорошо! – В глазах у Монцы защипало. Покатились, щекоча, слезы по лицу. – Я скажу! – Что говорить, она понятия не имела. – Ганмарк! Орсо! Талин! – Бред какой-то. Ничто. Все. – Я… я работаю на Ганмарка. – Все что угодно, лишь бы железный прут оставался в жаровне еще хоть несколько мгновений. – Получаю приказы от него!
– Непосредственно от него? – Лангриер угрюмо покосилась на Пелло. Тот, оторвавшись от ковыряния заусенцев, ответил ей таким же угрюмым взглядом. – Ну да, конечно. К нам вот тоже частенько забегает его светлость, великий герцог Сальер, полюбопытствовать, как идут дела. Считаете меня полной идиоткой, черт вас дери? – Она с силой ударила Монцу по лицу, раз, другой, разбила губы в кровь. Щеки у той загорелись, комната закружилась перед глазами. – Сочиняете на ходу?
Пытаясь избавиться от тумана в голове, Монца потрясла ею.
– Ч… то вы… х… тите от м… ня ус… шать? – выговорила кое-как вздувшимися губами.
– Что-нибудь ценное, мать вашу!
Монца вновь шевельнула губами, пустив струйку кровавой слюны, но ничего на этот раз не сказала. Лгать было бесполезно. Правду говорить – тоже. Вокруг шеи ее тугим арканом обвилась рука Пелло, запрокинула ей голову.
– Нет! – пронзительно закричала она. – Нет! Н-н-н… – Меж зубов оказалась деревяшка, влажная от Трясучкиной слюны.
Силуэт Лангриер расплылся перед полными слез глазами.
– Чертово плечо! – Та покрутила рукой. – Клянусь, мне побольнее, чем вам, будет, но никто меня не жалеет. – Вытащила из углей другой железный прут, в бело-желтом свечении которого блеснули бисеринки пота на ее лице. – Страдания других людей – что может быть скучнее?
Она шагнула вперед, подняла прут, и мокрые от слез глаза Монцы распахнулись и приковались намертво к его раскаленному добела кончику, замаячившему перед самым лицом. Она уже чувствовала жар на щеке, почти чувствовала боль. Лангриер наклонилась…
– Остановитесь.
Краем глаза Монца увидела размытую фигуру наверху лестницы. Похлопала ресницами, пытаясь прояснить зрение. Разглядела толстого мужчину в просторном белом одеянии.
– Ваша светлость! – Лангриер с такой поспешностью сунула прут обратно в жаровню, словно это ее собирались им жечь.
Рука Пелло, державшая голову Монцы, разжалась, сапог перестал давить на ноги.
Едва заметные на пухлом бледном лице герцога Сальера глазки медленно двинулись от Монцы к Трясучке, вернулись к Монце.
– Они?
– Они. – Из-за плеча его выглянул Никомо Коска. И никого еще за всю свою жизнь Монца не была так рада увидеть.
Старый наемник поморщился.
– Слишком поздно… для глаза Трясучки.
– Но хотя бы вовремя для его жизни. Капитан Лангриер, что вы сделали с ее телом?
– Эти шрамы у нее уже были, ваша светлость.
– Правда? Недурная коллекция. – Сальер медленно покачал головой. – Произошла наиприскорбнейшая ошибка. Эти два человека – мои почетные гости. Найдите им какую-нибудь одежду и немедленно займитесь его раной.
– Разумеется. – Лангриер выдернула кляп изо рта Монцы, коротко поклонилась. – Я глубоко сожалею о своей ошибке, ваша светлость.
– Она вполне объяснима. Война. Никому нельзя верить. – Герцог испустил тяжкий вздох. – Генерал Меркатто, надеюсь, вы переночуете у меня во дворце и позавтракаете с нами утром?
Загремели цепи, освобожденные руки Монцы бессильно упали на колени. Кажется, она успела выдохнуть «да», прежде чем разрыдалась так бурно, что говорить уже не могла. Слезы хлынули по лицу ручьями.
От ужаса, боли. И неизмеримого облегчения.