Следующий едва протиснулся в складскую дверь, так он оказался огромен. Выше Трясучки на несколько пальцев и намного тяжелее. Массивный подбородок его покрывала густая щетина, голову венчала шапка седых кудрей, хотя с виду он еще не был стариком. Под громадными сапогами жалобно застонали половицы, когда верзила этот двинулся к столу, слегка ссутулившись, словно бы стесняясь своих гигантских размеров.
Коска присвистнул.
– Ну и великан!
– Нашла в таверне на Первом канале, – сказала Витари. – Пьян был как скотина, но гнать его оттуда боялись. По-стирийски, кажется, ни слова не знает.
Коска повернулся к Трясучке:
– Может, ты с ним побеседуешь? Как представитель северного братства?
Никакого особого братства там, среди пустынного пространства, покрытого снегами, Трясучка не помнил. Но попытаться стоило.
Давненько он не разговаривал на родном языке, и слова казались даже какими-то непривычными.
– Как тебя зовут, друг?
Великан, услышав северное наречие, вроде бы удивился.
– Седой. – И показал на свои кудри. – Они всегда были такого цвета.
– Что тебя сюда привело?
– Работу ищу.
– Какую?
– Да какую бы ни дали, пожалуй.
– А если это будет убийство?
– Оно, поди, и будет. Ты северянин?
– Да.
– А по виду – южанин.
Трясучка нахмурился. Одернул щегольские манжеты, потом и вовсе убрал руки под стол.
– Нет уж. Меня зовут Кол Трясучка.
Седой заморгал.
– Трясучка?
– Ага. – Приятно было понять, что человек этот знает его имя. Все-таки гордости у Трясучки оставалось еще в достатке. – Слышал обо мне?
– Ты ведь был в Уфрисе, с Ищейкой?
– Верно.
– И с Черным Доу, да? Чистая работенка, как я слыхал.
– Так и было. Взяли город, потеряв всего двоих человек.
– Всего двоих. – Верзила медленно кивнул, не сводя глаз с его лица. – Это и вправду здорово.
– Да. Он вообще был хороший командир, Ищейка. Лучший, думается мне, от кого я получал приказы.
– Что ж… раз самого Ищейки тут нет, для меня будет честью встать плечом к плечу с таким человеком, как ты.
– Дело говоришь. Я тоже рад, что ты с нами. Берем его, – добавил Трясучка по-стирийски.
– Уверен? – спросил Коска. – У него глаза какие-то… угрюмые, и мне это не нравится.
– Вам не мешало бы поучиться жизни, – рыкнул Трясучка. – Куража дерьмового набраться.
Витари смешливо фыркнула, а Коска схватился за грудь.
– Убит! Сражен своим же оружием! Ладно, берем твоего маленького друга. Итак… что мы можем сделать, имея парочку северян? – Он поднял палец. – Мы можем поставить сценку! Изобразить тот знаменитый северный поединок… ты знаешь, о чем я, – между Фенрисом Ужасающим и… как его звали-то…
– Девять Смертей. – Спина у Трясучки похолодела, когда он произнес это имя.
– Слышал, значит?
– Я был там. Самолично. Держал щит на краю круга.
– Чудесно! Сможешь, стало быть, привнести в представление толику исторической точности.
– Толику?
– Чуточку, – буркнула Витари.
– Проклятье, отчего бы так и не сказать – «чуточку»?
Коска, увлеченный собственной выдумкой, его уже не слышал.
– Дух жестокости! Благородные господа будут в восторге от такого зрелища! И какой предлог может быть лучше для того, чтобы открыто пронести оружие!
Трясучке ничуть не хотелось участвовать в подобном представлении. Рядиться под человека, который убил его брата, человека, которого едва не убил он сам, делать вид, будто сражаешься… Единственное, что радовало, – хотя бы на лютне не придется бренчать.
– Что он говорит? – прорычал на северном Седой.
– Мы с тобой будем изображать поединок.
– Изображать?
– Я тебя понимаю. Но они тут какое только дерьмо не изображают. Мы сделаем вид. Для увеселения.
– Круг дело несмешное. – Великан и впрямь смотрел невесело.
– Здесь – смешное. Сначала мы с тобой притворимся, потом, с другими, будем драться по-настоящему. Сорок скелов, если думаешь, что справишься.
– Ладно. Сначала притворяемся. Потом деремся по-настоящему. Я понял.
Седой смерил Трясучку долгим взглядом и вышел.
– Следующий! – крикнул Коска.
В дверь проскочил тощий, юркий человечек в оранжевом трико и ярко-красной куртке, с большой сумкой в руке.
– Ваше имя?
– Не кто иной, как… – человечек отвесил церемонный поклон, – …Ронко Невероятный!
Старый наемник вскинул брови. Сердце у Трясучки упало.
– И каковы ваши инструменты – как артиста и воина?
– Одни и те же, господа! – Тот снова поклонился им с Трясучкой. Затем – Витари. – Госпожа…
Он начал отворачиваться, незаметно пошарил при этом в сумке, потом быстро развернулся обратно, надул щеки…