– Да они у тебя наверняка со свинцом.
Челюсти у Балагура окаменели, горло сдавило так, что стало трудно дышать. По спине, с висков заструился, щекоча, пот. Холодный гнев поднялся неудержимо и завладел им без остатка.
– С чем? – почти шепотом спросил он.
Еще тычок в грудь, и еще.
– Врут твои кости.
– Мои кости… что?
Тесак Балагура разрубил пополам маску-полумесяц и раскроил череп под ней. Затем вошел в разинутый рот под маской-корабликом. Острие вышло через затылок. Балагур выдернул нож и снова вонзил его. И снова…
Раздался пронзительный женский вопль. Балагур смутно сознавал, что на него уставились все, кто был в зале, четыре дюжины человек… может, больше, может, меньше. Он опрокинул стол. Посыпались бокалы, фишки, деньги. Гость в лисьей маске, с брызгами крови на бледной щеке, вытаращился на него так, что глаза чуть не вылезли из орбит.
Балагур навис над ним.
– Извинись! – проревел во всю мощь легких. – Извинись перед моими чертовыми костями!
– Эй, кто-нибудь!..
Крик Арио захлебнулся на вдохе, перешел в хрип. Принц уставился вниз. Монца – тоже. Рукоять ножа торчала во впадине между его бедром и пахом, совсем рядом с обвисшим членом, и по руке ее текла кровь. Арио испустил пронзительный, тонкий, жуткий визг, который оборвался через секунду, когда нож вонзился ему ниже уха и пробил насквозь шею.
Принц, вытаращив глаза, одной рукой беспомощно уцепился за ее нагое плечо. Другой, трясущейся, нащупал рукоять ножа. Меж пальцев его засочилась густая, черная кровь. Текла она и по ногам, пятная красным бледную кожу. Он вновь разинул рот, но вместо крика вырвался лишь тихий хлюпающий звук – вдохнуть мешал стальной клинок в горле. Затем он начал, пятясь, заваливаться на спину, и Монца завороженно следила за тем, как руки его бессильно ловят что-то в воздухе и белое лицо превращается в размытую сияющую полосу.
– Трое мертвы, – прошептала она. – Осталось четверо.
Он допятился до окна, ударился, падая, головой в разноцветное стекло. Створки распахнулись. И, кувыркнувшись через подоконник, Арио полетел в ночь.
Дубина обрушилась на Трясучку снова, грозя расколоть голову, как яйцо. Но притомившийся уже, как видно, Седой открыл при этом левый бок. Трясучка, уходя от удара, развернулся кругом, одновременно вскидывая меч, и опустил его, рыча, на выкрашенную в синий цвет руку великана. Меч с чавкающим звуком прорубил плоть, отсек руку и глубоко вошел с левой стороны в живот. Кровь из обрубка брызнула фонтаном в лица зрителям. Дубина, которую еще сжимала отрубленная рука, покатилась, гремя, по булыжникам. Кто-то взвизгнул. Кто-то, ничего еще не поняв, засмеялся.
– И как они это делают?
А потом Седой заверещал – словно прищемив дверью ногу.
– Черт! Больно! А-а-а!.. Что с моей… где…
Уцелевшей рукой он дотянулся до левого бока, схватился за рану. Рухнул на одно колено, запрокинул голову и завыл. Вой оборвался, когда меч Трясучки ударил с лязгом меж глазных прорезей железной маски и проломил ее. Великан опрокинулся на спину, огромные сапоги взметнулись в воздух и глухо стукнулись оземь.
На этом праздничное представление кончилось.
Оркестр издал еще несколько хрипов и стонов, музыка смолкла. Двор погрузился в тишину, лишь из игорного зала доносились какие-то крики. Трясучка уставился на труп Седого, на кровь, что вытекала из-под проломленной маски. Вся ярость его разом угасла. Теперь он чувствовал лишь боль в руке, холодок испарины на лбу и медленно подкрадывающийся ужас.
– И почему со мной вечно случается такое?
– Потому что ты плохой… плохой человек, – сказал Коска, стоявший у него за плечом.
На лицо Трясучки упала тень. Он только успел поднять глаза, как сверху в круг свалилось вниз головой чье-то нагое тело, обрызгав и без того не успевших прийти в себя зрителей кровью.
Настоящее представление
Мгновенно началась полная сумятица.
– Король! – взвизгнул кто-то, неведомо с чего.
И по залитому кровью двору внезапно заметались люди, не знающие, куда бежать. Завыли, завопили, запричитали… Гвалт поднялся такой, что и мертвый оглох бы. Трясучку пихнули в щит, он инстинктивно пихнул щитом в ответ и опрокинул кого-то на труп Седого.
– Это Арио!
– Убили! – Гость схватился было за меч, но один из музыкантов шагнул вперед и невозмутимо раскроил ему голову булавой.
Крики стали громче. К ним присоединились лязг и скрежет стали. Трясучка увидел, как одна из танцовщиц-гурчанок вспорола кривым ножом живот гостю. Тот, блюя кровью, вытащил меч и нечаянно ткнул им в ногу пробегавшего сзади человека. Зазвенело, разбиваясь, стекло, из окна игорного зала вылетел кто-то, отчаянно размахивая руками. Паника и безумие распространялись стремительно, как огонь по сухой траве.