– Ма-мо-чка! Ма!
Мы с Энгусом обменялись покорными взглядами: каждый из нас подсчитал в уме, сколько раз за последнее время она просыпалась. Как молодые родители, которые ругаются из-за того, чья нынче очередь кормить ребенка в три часа ночи.
– Я поднимусь, – пробормотала я. – Моя очередь.
Так оно и было: в последний раз, когда Кирсти увидела кошмар и проснулась – дня два-три назад, сонный Энгус поднялся и принялся ее успокаивать.
Я поставила бокал на стол и побрела наверх. Бини бросился за мной, будто мы охотились на кроликов, его хвост колотил о стены.
Кирсти босиком и в застегнутой на пуговицы пижаме замерла на верхней ступеньке, прижимая к груди Лепу. Сама невинность, огромные голубые глаза полны тревоги. – Мама, я снова видела плохой сон.
– Тише, Муми-тролль, это всего лишь сон.
Я взяла ее на руки – хотя я теперь едва могу ее поднять – и понесла обратно в спальню. Странно, но похоже, что сейчас Кирсти была не слишком напугана. Но почему же ее регулярные кошмары никак не прекратятся? Я бы очень хотела, чтобы она перестала от этого мучиться.
Я поправляла на ней одеяльце, она уже закрывала глаза, но вдруг прошептала:
– Ма, вокруг меня было все белое, я была в белой комнате и не могла уйти, а они смотрели на меня.
– Чшшшш.
– Все было белое, и я не могла пошевелиться, и…
– Чшшшш.
Я потрогала ее лоб. Чистый и слегка горячий. Кирсти почти заснула, но скулеж позади меня вновь разбудил ее.
Собака зашла в спальню вместе со мной.
– Ма, пусть Бини побудет в моей комнате! Можно, он сегодня будет спать здесь? Пожалуйста!
Кирсти уставилась на меня, рассчитывая увидеть на моем лице одобрение.
Обычно я ей такого не разрешаю, но нынче вечером меня манил наш пикник на кухне. Я бы еще посидела с Имми и Энгусом, выпила парочку бокалов…
– Ладно. Сони Бин останется, но только сегодня.
– Бини! – Кирсти приподнялась на подушке, протянула ручонку вниз и потрепала пса за уши.
Я многозначительно посмотрела на дочь.
– Что надо сказать?
– Спасибо, мама.
– Пожалуйста. А теперь спи. Завтра в школу.
Она не говорила о себе «мы», она не называла себя Лидией. Хороший знак. Когда она опустила голову на прохладную подушку, я вышла за дверь.
И мельком взглянула на пса.
Он смирно лежал возле кровати Кирсти и дремал.
Ко мне снова вернулся страх: я наконец-то поняла причину своего беспокойства. Бини. Собака вела себя не так.
С того дня как мы принесли Бини домой к визжащим от восторга девочкам, он сразу же стал относиться к ним по-разному.
Сони вел себя с каждой из близняшек по-своему, и это было видно невооруженным взглядом.
С Кирсти – затейницей во всех озорных играх, которая сейчас спала в своей кроватке, – Бини был настоящим экстравертом. Оно и понятно, ведь Кирсти первой появилась на свет, оказавшись более жизнерадостной из близнецов. Бини вечно прыгал вокруг нее, когда она приходила из школы, гонялся за ней по нашему холлу, и девочка вопила от счастья и притворного ужаса.
С Лидией – более тихой и задумчивой, которая любила часами сидеть со мной и читать, с той, которая в прошлом году упала и разбилась насмерть, – наш спаниель всегда проявлял вежливость. Он словно осознавал, что Лидия чуткая и ранимая. Он ее обнюхивал, ставил лапы ей на грудь, но действовал всегда дружелюбно и мягко.
Еще Сони Бин любил валяться на ковре в комнате Лидии и вбегал туда при любом удобном случае, хоть мы постоянно выгоняли его из детской. Когда он попадал в спальню Лидии, тотчас же ложился возле ее кроватки и подремывал.
Именно так он лежит сейчас в комнате Кирсти.
Я посмотрела на свои руки – меня по-настоящему трясло. От ужаса по телу бегали противные мурашки.
Бини теперь общается с Кирсти совсем по-другому: так же, как раньше с Лидией.
Аккуратно, мягко, не прыгает. Осторожно обнюхивает.
Безответные вопросы захлестнули меня. Когда изменилось поведение собаки? Непосредственно после гибели Лидии? Или раньше?
Я старалась, но не могла вспомнить. Прошлый год был для меня затуманен горем, изменилось так много всего, что я просто не обращала на собаку внимания. Что случилось? Возможно, он так скорбит? А способны ли животные вообще скорбеть? Или это нечто другое, что-то гораздо худшее?
Я должна с этим разобраться, я не могу пустить все на самотек. Я покинула комнату Кирсти, освещенную ночником, и прошла пять ярдов до следующей двери – бывшей спальни Лидии.
После гибели Лидии мы не смогли забыться в работе, хотя переделали комнату Лидии в подобие офисного пространства. Вдоль стен стояли стеллажи, забитые в основном моими книгами. Многие из них – как минимум половина полки – о близнецах.