Я стою у самого края, вопросительно глядя в темные небеса и ища в них ответ на самый главный вопрос. Смотрю на далекие звезды, любуюсь полной луной, жду сама не знаю чего и с надеждой затаиваю дыхание. Но она, как и много раз до этого, загадочно молчит.
— Здравствуй, Трис, — тихо произносит за спиной знакомый голос.
Я быстро оборачиваюсь и неверяще ахаю: серый гигант возник будто из пустоты и теперь стоит всего в нескольких шагах, внимательно изучая меня своими желтыми глазами. По-прежнему высокий, широкоплечий и массивный, с могучим торсом, сильными руками, оканчивающимися острыми когтями. В одной лишь набедренной повязке, ничуть не скрывающей его сильного, созданного для полетов тела, но, как и прежде, бескрылый. При этом поразительно спокойный и внешне невозмутимый, вроде бы даже равнодушный. Однако нужно быть совсем слепой, чтобы не распознать за этой маской тщательно укрываемую печаль и глухую тоску.
— Рум… — я судорожно вздыхаю. — Как ты… откуда?!
— Ты искала меня.
— Нет… то есть, да, но я совсем не думала, что смогу снова…
Гигант невесело усмехается и разводит руками.
— Что поделаешь: ты стала достаточно сильна, чтобы найти меня даже в этом мире. И даже тогда, когда это строжайше запрещено.
Мне отчего-то становится страшно, и от этого нового чувства внезапная радость от встречи мгновенно угасает.
— Как ты? — вырывается вслух невольное.
— Как видишь.
— Ты разве не рад свободе?
Рум все с той же невыносимой тоской смотрит на темноту за моими плечами. Янтарные глаза отчего-то тускнеют и подергиваются сероватой дымкой, губы искривляются в горькой усмешке, но с них не летает ни звука. И я совсем теряюсь.
— Рум! Что случилось?!
— Ничего особенного. Я всего лишь вспомнил, что когда-то хотел тебя использовать. Думал, что смогу перебороть собственное посмертие, обойду заклятие, обрету новую жизнь, вернусь с тобой к нашим врагам…
— Все еще хочешь отомстить за свою смерть?
Он остро смотрит снова, и я внутренне содрогаюсь, рассмотрев в его глазах нескончаемую бездну мучительного раскаяния, смешанного с чувством вины и горьким пониманием.
— Нет, Трис, — наконец, роняет дух.
— Тогда что не так? Ты же хотел обрести свободу! От меня и вообще…
— В тебе течет кровь моих злейших врагов, — неслышно шепчет Рум, с болью изучая мое настоящее лицо. — Ты — плоть от их плоти, их будущее, их надежда и, возможно, единственное спасение в этой затянувшейся войне. Они ждут твоего возвращения, ищут, зовут… вот уже много веков зовут… ты ведь слышишь их, верно? Не можешь не слышать — в тебе слишком много от НИХ.
Я сильно вздрагиваю.
— Ты не знаешь этого, не помнишь… все случилось слишком давно… даже для меня прошло много времени. А тогда нас было двое — попавших в коварные сети предательства: я, глупец, обманутый на самом простом, и мой верный друг, почти брат, который всегда был рядом и ни разу не отступил. Даже когда пришло время последней битвы, а силы оказались неравны. Вертовах был хорошим воином и смелым предводителем, его кровь горяча и сильна, рука всегда была тверда, а ум остер, словно наточенный клинок. Он был отважен и смел… поистине достойный сын своего народа, которым можно было бы гордиться каждому потомку. Но он уже умирал, когда понял, что против яда предательства доспехи не спасают, а детей он так и не успел оставить. У него не было выбора — с разорванным сердцем не живут даже боги, а мы, хоть и считаем века за короткие дни, все же не бессмертны.
— О чем ты говоришь? — немеющими губами выдавливаю я. — Рум, что ты пытаешься мне сказать?
Серокожий гигант печально улыбается.
— Он умер не сразу, Трис. Сперва ему дали возможность воплотить в жизнь свою мечту, одно заветное желание, стоящее гораздо дороже жизни. Исполнить последнюю, так сказать, волю. Насмешка, конечно, над поверженным и окровавленным врагом, но порой и насмешка может дать крохотный шанс на победу. И он выбрал… жизнь. Не для себя, нет, но для своих наследников, для будущего дитя, которых у нас всегда рождалось так мало. Он выбрал ее для того, чтобы продолжить свой род. И ему предоставили это право. Позволили провести последнюю ночь с женщиной. Правда, не предупредили, кого изберут ему в жены, а сам Вертовах не смог увидеть — его предусмотрительно ослепили… — Рум тяжело вздыхает, и мне становится чуточку страшно. — Я был там в тот день, Трис. Знал, что он выбрал, но ничего не мог изменить, потому что точно так же был прикован и ранен, обессиленный и ослабленный. Почти потерял надежду. Думал, не вырвусь. Но мне, как и ему, все же предложили желание…