<p>
</p>
За окном влажно шуршало. Неспешно постукивали о подоконник тяжёлые капли. Закрой глаза, и окунёшься в осень. Холодный воздух, влажные запахи листвы, мокрых шин, земли, асфальта; застывший в беспробудной непогоде мир.
Ничто не предвещало беды. Учебный год остался за спиной, успешно сданы экзамены, впереди ожидались: день рождения, обязательная ежегодная поездка в солнечную Турцию, и целое длинное, светлое лето...
- Пойдём на кухню, Лиза. Поставь чайник... Нам надо серьёзно поговорить.
Глаза мамы, внезапно печальные и строгие, отозвались растущим холодком в груди. Что-то случилось!
- Ты уже не маленькая, дочь. Нет смысла говорить тебе неправду и дальше,- пальцы, комкающие салфетку, крашенные прозрачным лаком ногти.- Папа не в командировке. Папа ушёл от нас. Насовсем ушёл. Навсегда...
- К-как ушёл? Куда? Почему?!
- У него другая женщина. В мае она родила ему ребёнка, девочку... Мы не говорили тебе. Чтобы ты спокойно сдала экзамены. Восьмой класс - это серьёзно.
Мир рухнул. Экзамены! Папа уехал в длительную командировку... Иногда звонил, говорил, что всё хорошо, но вернётся не скоро, много дел. Врал, всё врал. Уехал? Бросил, ушёл. Предал! При чём здесь какие-то экзамены?!
В уши ворвался тревожный свист закипевшего на плите чайника.
Ни в какую Турцию, естественно, не поехали. Решили сдать квартиру на лето туристам, а самим уехать к бабушке во Всеволожск. Материальный вопрос просел, как выразилась мама. Она принципиально не хотела ничего просить у отца, лично проследила в тот же самый вечер за казнью его номера в Лизином смартфоне, после чего вытащила оттуда и выбросила вон прежнюю сим-карту, заменив её новой. И разом отсекла всё, что касалось отца: память, чувства, фотографии. Стёрла, вычеркнула, выбросила. И продолжила жить дальше, невозмутимая, как слон.
Если бы ещё не рыдала по ночам в подушку, думая, что дочь её не слышит...
Лиза слышала. Сама спала очень плохо. Но подойти к маме почему-то не могла. Это страшно, когда взрослый плачет. Не знаешь, что с этим делать, и какие слова найти, и просто подойти - как? Если на звук шагов каждый раз мама затаивалась, не откликалась, притворялась, что спит...
Всю ночь шёл дождь, к утру он затих, но небо оставалось низким и серым. Сводки Гисметео надеждой не баловали: дождём зарядило на весь месяц...
Преимущества центра: всё рядом. Можно много жаловаться на старый фонд, на проблемы с водой, с парковкой, на куцый двор-колодец, на зимние сосульки... А можно просто пройти по улице Пестеля мимо Пантелеймоновской церкви к Фонтанке и попасть в Летний сад. Просто так попасть. Пешком.
Сад долгое время находился на реставрации, сейчас он открыт и по нему можно гулять всем желающим бесплатно.
Они раньше часто гуляли здесь, мама, папа и Лиза. Каждые выходные, если позволяла погода. Потом хотя бы раз в месяц. Потом почти перестали, отец каждый раз отговаривался занятостью, и теперь понятно стало, почему.
В висках било мигренозным пульсом: как он мог, как он мог, как он мог?! Врать, предавать, - каждый день, каждый раз. А про командировку! Это же вообще! Смотреть с экрана скайпа,в глаза смотреть, и врать, что...
Как он мог?!
Молодые деревья стояли вдоль шпалер как часовые в зелёных мундирах. Мелкий серенький дождик тихо плакал с листвы на землю, на яркую зелень газонов, на красный гравий дорожек, разноцветные зонты, капюшоны, на непокрытые головы тех, кому не посчастливилось угадать дневную погоду.
Мужчина с коляской. Лиза прошла было мимо, потом будто толкнуло что, обернулась. А он как раз опускал прозрачный клеёнчатый полог, защищая спящего внутри малыша от редких капель. И его тоже толкнуло. И он обернулся тоже.
Жаром в лицо, ледяным холодом в сердце.
Два месяца друг друга не видели.
Встретились...
В голове всё смешалось пёстрым, больно ранящим водоворотом. И совместные прогулки по Летнему саду. И прежние походы, и поездки, и эта несостоявшаяся Турция, и будущее пустое четырнадцатилетие, и мамино судорожное дыхание по ночам в опустевшей спальне...
Боль выплеснулась криком:
- Предатель! Предатель! Ненавижу тебя! Ненавижу тебя! Ненавижу тебя! Ненавижу!
Развернулась и убежала. Как бежала, куда - не помнила. Очнулась на мосту...
Серое небо, серая Нева, серое половодье машин и зелёный айсберг учебного трамвая с колобками 'Добрых правил' на борту. Петропавловская крепость по правую руку, Марсово поле - по левую. Троицкий мост...
Долго стояла, вцепившись в ограждение, и дождь неспешно пропитывал волосы, одежду, мысли. Сорваться бы вниз, вниз, в свинцовые волны, и в них утонуть насовсем. Чтобы отец узнал. Чтобы понял, чтобы проняло его, чтобы осознал, как был неправ! Как не любил и не ценил свою Лизаньку... Он же её всегда называл именно так, правда? Лиза-Лизанька, Лизуша, золото моё и солнышко...
Солнышко.
Водолазы достанут разбухшее тело. В морге это тело уложат в гроб. И отвезут на Пискарёвку, в крематорий. Рентгеном на сетчатке проступила память: хоронили деда, полтора года назад. Привезли на кремацию. Там, во дворе, стояла очередь из гробов, каждый на специальной каталке на колёсиках. Два синих гроба, два жёлтых, один красный. Дедов синий поставили с краю, мать пошла в контору, оформлять документы, а остальные стояли во дворе... И открылись жуткие, гаражного вида, ворота. Сначала показалось, что за ними эта самая печь и есть. Но нет, там находилось нечто вроде зала ожидания, можно было увидеть 'очередников', заехавших туда раньше. Работник начал двигать туда каталки с гробами, одну за другой. Колёсики скрипели. Ветер трепал по воздуху специфичный запах, упорно пробивавшийся сквозь все эти чёртовы суперсовременные суперфильтры.