Потому, наверное, и снилась всякая ерунда. Мрачно глянув на тварей, распластавшихся по дну стеклянных банок, Курт накинул на плечи куртку и протопал сквозь основную лабораторию на выход. Лаборанты проводили его ошарашенными взглядами. Похоже, Ганс не счел нужным их предупреждать о том, что в соседней лаборатории завелась новая жизнь. Ну и правильно. Студенты должны быть готовы к чему угодно: даже к тому, что из соседней комнаты, зевая и кутаясь в парку, появится недовольный взлохмаченный тип, игнорирующий удивленные взгляды. А главное, нужно сохранять спокойствие, когда тип мелко чихнет, спрятав нос в воротник, и закроет за собой дверь, сурово припечатав: — И никогда больше не приходите так рано. Хельги уже сидела за столом и мазала губы по идее бесцветной помадой, которая все-таки давала розоватый оттенок и жирный мерзкий блеск. Курт приоткрыл глаз и поджал губы. — Доброе утро. Хельги глянула на часы, установленные на ее планшете, и показала Курту. Как оказалось, был уже безусловный день, так что винить трудящихся на благо города студентов было нельзя. Но кого и когда это останавливало? — Бр-р-р, — не очень внятно отозвался Курт. — Где? — Профессор? — осторожно поинтересовалась Хельги, пытаясь угадать, о ком идет речь. — Да черт с этим твоим профессором. Где здесь ванная? Судя по очаровательным округлостям глаз ошарашенной Хельги, она не знала, как ответить. И ей, наверное, очень хотелось Курта обругать.
Или заплакать и убежать под крыло Ганса. Но что-то очень мешало ей так поступить, поэтому она все же ответила, тщательно подбирая слова, будто боялась, что Курт вот-вот на нее бросится: — Ванной здесь нет. Была в общежитии, но там нет воды. Кулеры с водой стоят по всему коридору, там есть и горячая. На втором этаже уборные с раковинами. — И душа нет? — с наигранным ужасом поинтересовался Курт. Он-то, конечно, понимал, что в университетском корпусе просто неоткуда взяться душу. Был, кажется, в корпусе, в котором располагался факультет физической культуры, но и до того приходилось добираться десять минут на трамвае в лучше времена. Где теперь те трамваи. — Ладно. Курт подавил очередной зевок — умудрился не выспаться, проспав всю ночь и часть дня напролет — и направился к лестнице, чтобы изобразить хоть какое-то подобие водных процедур. Сначала Курт помыл голову в раковине, а потом только обнаружил, что в туалете к стенам прикреплены сушки для рук из тех, куда нужно, собственно, руки и пихать. Высушить волосы не представлялось возможным от слова «совсем». Впрочем, решив, что короткая стрижка тем и хороша, что высыхает очень быстро, стоит только пару раз повозить по ней рукой, Курт встряхнулся, с сомнением заглянул в зеркало и вернулся в коридор. Хельги занималась своими ногтями. Как можно было наводить красоту в таких условиях — Курт не понимал, но решил, что женщин ему понимать и не нужно. Вон, чем одна попытка уже закончилась. Да и вообще со временем не только дамы, но и жизнь — тоже дама — стали сложнее. Хотя, возможно, во всем виновата угнездившаяся вокруг них зима. Зима — о чудесное совпадение! — тоже женщина. Все проблемы от женщин. Так что к столу секретарши (которую, судя по всему, Ганс периодически снова возвращал в милость, а потом вновь бросал) Курт подошел изрядно накрученный. — Где Ганс? — почти гаркнул Курт. Хельги вылупилась на него так, будто он немедленно попросил назвать длину окружности Марса (а вот Феликс, наверное, ответил бы). — Он… ну… — Где?! — В кабинете, — проблеяла Хельги. Закатив глаза, Курт сделал пренебрежительный жест и направился к ректорской двери. Ганс его не ждал и был не очень рад. Разочарованно шевельнув челюстью, Ганс кивнул на гостевое кресло. — Заходи. Хочешь поговорить о своей утрате? Курт сначала сел в кресло, помолчал, размышляя над невеселой перспективой и только потом все-таки кивнул. — Хочу. Знаешь, меня очень беспокоит утрата моего дома и еще — чуть меньше — машины. Как ты можешь догадаться, мне не очень нравится спать на раскладушке в твоей лаборатории. Чем ты мне предлагаешь заниматься целыми днями? — Я вообще-то говорил про Ольгу, — рассеянно отозвался Ганс, а потом внезапно оторвался от своего планшета и уставился на Курта; до него, видимо, дошла суть наезда. — Я тебе ничем не предлагаю заниматься. Я, вообще-то, не нанимался тебя развлекать. Ты мог бы заняться какой-то полезной работой, например, не знаю… Курт скрипнул зубами, а Ганс, наоборот, воодушевился. Глаза его зло вспыхнули. — Ах да! Я забыл, что ты не можешь заниматься никакой полезной работой, потому что так и не удосужился ничему научиться. Глубоко вздохнув, чтобы унять первую вспышку ярости, Курт почувствовал боль в кончиках пальцев: оказалось, он так вцепился в подлокотники, что пальцы побелели. С трудом разжав пальцы и оттолкнувшись от подлокотников, Курт резко встал и подошел к двери. Очень тихо и осторожно прикрыв дверь за собой, он услышал напоследок: — Радуйся, что не на улице живешь. Курт, глубоко и часто дыша, отправился бродить по пустым этажам.
Иногда ему навстречу попадались студенты, которые шарахались от него, как от прокаженного. Глаза у них при этом были больше, чем у Хельги. И все они молча отшатывались, уступив дорогу, и никто не решался заговорить — именно тогда, когда он пытался узнать, где Эф. Ему, похоже, предстоит смириться с тем, что все считают его убийцей своей любовницы и никто даже не думает разобраться, так ли это было на самом деле. За окном бурлила метель. Плюхнувшись на пластиковый стул и устроив ноги на подоконник, Курт минут пятнадцать наблюдал за снегом за окном, пока не успокоился настолько, что сумел понять кое-что очень важное. Ганс говорил об «утрате», а не об «убийстве». Ганс все знал. Но злость и неприязнь не позволила заметить это раньше. Эфа нигде не было. Курт совсем не заметил, как присутствие едкого нового бензомастера из раздражающей рабочей необходимости стало просто необходимостью. И когда Эф не ошивался где-то поблизости, Курт чувствовал себя неуютно, как будто его вот-вот могли выгнать прямо на мороз против пятерки разозленных Серых. Никто, конечно, его бы не выгнал, но все же хотелось, чтобы бензомастер был где-то поблизости. С трудом содрав себя с насиженного места, Курт потащился вниз. Через обитаемые этажи вниз, в холл, за пределы которого ему нельзя выходить. В холле топтались, стряхивая с капюшонов быстро тающий снег, двое патрульных. За ними стояли двое внешне похожих бензомастеров. Только один из них — тот, что был его мастером — разительно отличался от другого. Но понять, чем одна вытянутая смоляно-черная фигура отличается от другой. Курт прислонился к пустой витрине, в которой раньше стояли кубки и рамки с дипломами разных студенческих достижений. Их Университет был не самым известным, так что большинство рамок и подставок во время учебы Курта пустовало. Куда они делись потом — уже не узнать. Один из патрульных, с которым у Курта когда-то были неплохие отношения, поднял руку, заметив его, и приветственно махнул. Курт ответил кивком, в то время как второй патрульный по-хозяйски кивнул своему мастеру и направился к лестнице. Напарник и бензомастер направились следом за ним. На лице Курта, видимо, появилось что-то непередаваемое, потому что Эф, до того выглядевший спокойным, разразился булькающим смешком, стоило ему подойти чуть поближе. — Что это было? — поинтересовался мастер, с чавкающим звуком прислоняясь к стеклу. Курта аж передернуло. — Где? — У тебя было такое лицо, будто этот парень наступил тебе на любимую мозоль. Или убил любимую собаку. Ха-ха. Не знаю, что-то вроде, — Эф оценил ситуацию, осмотрел Курта и решил не рисковать.?