К нам подошел знакомый Димитрия. С ним была нимфетка с взрослыми глазами, развратная любительница малиновых лесов.
– Вы красавица, Анна, – галантно сказал новый знакомец.
Его глаза обшаривали мою голую до самой талии ногу.
– Да, – хихикнула я.
Новый знакомец рассмеялся в ответ дробным, рассыпчатым смехом. И я поняла, что значит это смех. Похоть. Всего лишь навсего.
– Где ты нашел такую красавицу?
– Там таких уже нет. – Наманикюренные когти Димитрия вгрызлись мне в запястье. – Такие не про тебя.
Я рассмеялась вместе с чужим мужчиной. Димитрий дернул меня за руку.
– Пошли!
Я извиняюще пожала плечами, новый знакомец понимающе улыбнулся. Димитрий взбесился из-за нашего безмолвного диалога. Он закипел паровым котлом из-за нашей невинной пантомимы. Он выглядел полным идиотом.
– Поворачивайся! Быстро! – прошипел он на ухо. – Пока не прибил!
Я поехала к нему домой. Его могла успокоить только постель. В спальне я стащила с себя платье, улеглась на кровать и поманила его к себе. Димитрий медленно снял с себя пиджак, неторопливо развязал галстук, так же неторопливо снял рубашку, вытащил из брюк ремень. Мне надоело ждать, я перевернулась на живот и поманила его пальцами ноги. Через секунду я орала от боли. Меня по ягодицам стегал брючный ремень.
Я снова была маленькой пятилетней девочкой в малиновом лесу.
– Бабушке скажешь? – спросил меня Толик.
– Скажу! – крикнула я.
Сама не знаю, что я имела в виду. Я тогда ничего не понимала. Это сейчас для меня секс – дважды два. Тогда Толик сорвал сочную, темно-зеленую крапиву. Ее там было полно, я часто обжигалась. Это было очень больно. Я испугалась и побежала. Толик легко меня догнал, задрал юбку и отхлестал по голой заднице.
– Скажешь? – спрашивал он.
– Нет! – кричала я.
Он сто раз спрашивал, я сто раз отвечала «нет». Он сам решил, когда будет довольно. Он надел на меня трусики и ласково провел пальцами по моим щекам, стирая слезы.
– Я подарю тебе колечко. С блестящим камушком. Хочешь?
– Хочу, – прошептала я.
Он одернул мою юбку и подтолкнул.
– Беги!
И я побежала. Толик больше не приходил. Теперь я сама понимаю, почему. Он боялся, а я нет. Мы часто дрались с мальчишками, крапивой тоже. В этом не было ничего особенного. На следующий день я о Толике и не вспомнила…
Я провела у Димитрия всю ночь. Я даже не чувствовала боли от брючного ремня. У меня не было на это времени. Вспомнила об этом днем, когда проснулась. Мои ягодицы опухли и покраснели.
Удары по ягодицам нельзя приравнять к насилию в чистом виде. Это насилие без членовредительства, без тяжких последствий для тела, в отличие от души. Удары по ягодицам унизительны. Тебя ставят на место, наказывая, как ребенка. Так ты занимаешь нижнюю ступеньку иерархической лестницы. Важно, соглашаешься ты на это или нет.
– Только попробуй глазеть на мужиков, – пригрозил мне Димитрий.
– Только попробуй еще раз меня ударить. Не будешь глазеть на меня никогда, – пригрозила я.
Я лежала на животе, на спине лежать было больно. В таком положении мои угрозы вряд ли могли впечатлить.
– Не буду, если перестанешь пялиться на самцов и хихикать, – пообещал Димитрий.
На том мы с Димитрием и порешили. Цивилизованно. Я сама согласилась занять ступеньку иерархической лестницы ниже его. Димитрий даже не понял, что оказался хозяином положения. Он был мужчиной с толстыми костями черепа и сверхтонкой корой головного мозга. В этом мне повезло. Хотя легче не стало. Нарощенная кожа носорога отпала, как нарощенный ноготь. Я помнила об этом, пока было больно сидеть. Потом это воспоминание отправилось в особый сундук моей памяти.
Глава 5
Мухи – отдельно, котлеты – отдельно. У меня появилась святая обязанность: помогать Ленке Хорошевской. Это меня примиряло с моей черной стороной «инь». Душе нужна какая-нибудь ниша. Нишей моей души стала Ленка.
Игорь зарабатывал, снимая на видео свадьбы, юбилеи, крестины, обрезания. Все главные вехи человеческой жизни. С деньгами было то густо, то пусто. Хотя какие это деньги? Потому он работал ночами через сутки на огромном складе продовольственной компании, таскал тяжелые мешки с сахаром и мукой. Деньги были нужны Ленке на лечение. Много денег. Он работал на износ. Мне рассказала об этом Ленка. Сам он никогда не жаловался. Я его редко видела. Мне казалось, он меня избегает, потому, идя к ним, я перестала надевать дорогую одежду и украшения. Может, ему это было неприятно?
Я покупала Ленке лекарства. Самые необходимые и самые дорогие. Я отдавала их Ленке. Она меня благодарила честно и искренне. Мне нравилась ее неземная простота. Она не кочевряжилась, как принято в кругу знакомых мне людей. Она благодарила за помощь как нормальный человек.