Обличительная война слухов набирала силу. Священники различных рангов громили соперников, разоблачая их продажность, развращенность и прочие грехи.
Все началось с незначительных стычек, когда мелкие попики стали поносить друг друга за пьянство, продажу индульгенций и блудливые руки, лапающие прихожанок во время исповеди.
Скандал распространялся, словно пожар в густонаселенном квартале. Теперь ни один день не проходил без разоблачения того или иного епископа, престора или прелата, наградившего ребенком собственную сестру, отравившего предшественника или укравшего целое состояние, чтобы купить любовнице где-нибудь в деревне скромную хижину из сорока восьми комнат.
Особое удовольствие моей циничной натуре доставляла мысль, что истории эти по большей части правдивы. Слишком много грязи скопилось в этом болоте, чтобы возникла нужда в измышлениях. Репутации косило направо и налево, а я не мог нарадоваться на этих милых ребят.
Шнырю этот предмет откровенно наскучил. Если у него и есть недостатки, то это ограниченность. Его жизнь состоит из работы. Он может часами разглагольствовать о технике слежки или о давно забытых делах.
Помимо этого, его внимание способна удержать только пища.
Я не могу понять, что он делает со своими деньгами. Живет в обшарпанной однокомнатной берлоге под самым чердаком, работает непрерывно, иногда над несколькими заданиями сразу. Когда клиенты забывают о нем, Шнырь разыскивает их сам. Иногда он берется за дела – убийственные дела – только для того, чтобы удовлетворить свое любопытство.
Как бы то ни было, Шнырь не был расположен трепаться обо всей этой ерунде. Брюхо он набил. Я раздразнил его охотничьи инстинкты. Он жаждал приступить к делу.
Я помог ему раздуть самомнение Дина и проводил до двери. Здесь я сел на крыльцо и стал смотреть ему вслед, пока он не исчез из виду.
4
Я крикнул Дину, чтобы притащил пива, и расположился на ступеньках – понаблюдать, как Природа колдует с красками. Заходящее солнце пыталось поджечь далекие высокие облака. С моря дул легкий бриз. Все располагало к безделью и довольству. Я не обращал внимания, что творится на улице, и заметил маленького человечка, лишь когда он со свойским видом пристроился рядом и протянул мне здоровенную медную бадью с пивом, которую он принес с собой.
Что еще за новости? Но он принес лучшее светлое пиво Вейдера. Не так уж часто меня им балуют.
Мой непрошеный благодетель, седой и морщинистый, был настоящим крохотулей. Глаза, расположенные на разном уровне, и желтые зубы свидетельствовали об изрядной доле нечеловеческой крови. Я его не знал. В этом не было ничего удивительного. Я не знаю кучу народу. Вопрос состоял в том, не относится ли он к числу тех, кого я предпочел бы не знать и дальше.
– Спасибо. Хорошее пиво.
– Господин Вейдер сказал, что вы его оцените.
Я как-то сделал для Вейдера одну безделицу – раскрутил семейную кражу драгоценностей, при этом умудрившись не облить особо грязью его детей, которые по уши увязли в деле. Чтобы отбить у них охоту к подобным игрушкам, старик взял меня на содержание. Если у меня нет развлечений получше, я ошиваюсь у пивовара и нагоняю страху на его домашних. Принимая в расчет размеры возможных потерь, я – дешевая страховка. Ибо содержание мое, увы, невелико.
– Это он послал вас ко мне? Коротыш отобрал у меня бадью и с видом знатока отхлебнул пива.
– Я совершенно незнаком со многими аспектами мирской жизни, мистер Гаррет. Господин Вейдер утверждает, что вы – тот человек, который может мне помочь. При условии, как он выразился, если я сумею отодрать вашу ленивую задницу от стула. Это похоже на Вейдера.
– Он лучше меня приспособлен к сложностям мирской жизни. – Еще бы! Вейдер начинал с нуля; теперь он крупнейший пивовар в Танфере, не говоря уж о десятке-другом прочих лакомых кусков, к которым он имеет касательство. – Я пришел к такому же выводу.
Мы по очереди прикладывались к бадье, передавая ее друг другу.
– Я присматривался к вам. Похоже, вы идеально мне подходите. Но это и осложняет мне задачу нанять вас. У меня нет никаких рычагов воздействия на вас.
Был прекрасный мягкий вечер. Мне лень было даже пошевелиться.
– Вы купили пиво, дружище. Излагайте свое дело.
– Я рассчитывал на такую любезность с вашей стороны. Беда в том, что моя откровенность может сослужить мне плохую службу.
– Я никогда не треплюсь о делах. Это вредит бизнесу.
– Господин Вейдер отзывался с похвалой о вашей сдержанности.
– У него есть основания.
Мы снова по очереди хлебнули пива. Солнце неспешно катилось вниз. Коротыш посовещался сам с собой, прикидывая, действительно ли дела его так уж плохи.
Вероятно, хуже некуда. Сюда приходят, трижды подумав, но все равно жмутся, словно девицы на выданье.
– Меня зовут Магнус[2] Перидонт. Я не побледнел. Не ахнул и не упал в обморок. Он был разочарован.
– Магнус? Так могут величать типа, который умер настолько давно, что все забыли, каким он был засранцем.
– Вы никогда не слышали обо мне? Видно, это одно из тех имен, которые пишут на стенах сортиров и в прочих непотребных местах.
– Не припоминаю ничего похожего.
– Мой отец полагал, что мне суждено величие. Уверен, я его разочаровал. Меня знают также как Магистра Перидонта и Перидонтуса, Принцепса Олтодеории.
– Слыхал что-то краем уха. – Магистр – это редчайшее из сказочных чудовищ, маг и чародей, благословленный Церковью. Второй титул – в переводе на современный что-то вроде Князя Града Божьего. Это означает, что моего знакомца ждет на небесах теплая койка с выбитым на ней именем. Гарантия – стопроцентная. Церковные боссы сотворили из него святого прежде, чем он успел сыграть в ящик. Тысячу лет назад таким прозвищем наградили бы какого-нибудь закоренелого святого столпника во власянице. В наши дни оно скорее всего подразумевает, что перед его обладателем все накладывают от страха в штаны и стремятся откупиться всякими побрякушками. – Это что-то вроде Великого Инквизитора?
– Так меня тоже называют.
– Ну и влип же я с вами! – Об этом Перидонте я слыхал. Он был жутким сукиным сыном. Счастье еще, что мы живем в мире, где Церковь на ладан дышит. Она объединяет не больше десяти процентов человеческого населения Каренты. О представителях других рас речь не идет. Церковь утверждает, что души есть только у людей, а остальные – просто умные животные, способные подражать человеческой речи и манерам. Что приводит к ее умопомрачительной популярности среди умных животных.
– Вы напуганы? – спросил он.
– Скажем так: я не принимаю некоторые философские догматы Церкви. – Кстати, цивилизация эльфов старше нашей на тысячелетия. – Я и не знал, что господин Вейдер принадлежит к вашей пастве.
– Он у нас не на лучшем счету. Назовем его заблудшей овцой. Он согласился побеседовать со мной по просьбе супруги. Она наша сестра из мирян.
Я помнил ее, толстую усатую старуху в черном. С неизменно кислой физиономией.
Теперь я знал, кто предо мной, и это нас уравнивало. Пора ему перейти к сути.
– Я смотрю, вы не в облачении.
– Я у вас неофициально.
– Тайно? Или как частное лицо?
– В некотором роде и то, и другое. С разрешения.
С разрешения? Он? Гм.
– Слухи обо мне сильно преувеличены, мистер Гаррет. Я поддерживаю их ради психологического преимущества.
Я хмыкнул и стал ждать продолжения. Он выглядел недостаточно старым, чтобы сотворить все те мерзости, которые ему приписывают.
– Вы знаете о бедствии, обрушившемся на наших, с позволения сказать, двоюродных братьев, Ортодоксов?