Смитов дома не оказалось. Хотя я и не особенно рассчитывал застать бедолаг после их встречи с Роком. Я протиснулся внутрь.
В какую бы тайную организацию или секту ни входили Смиты, она была жалкой. Они спали на полу, на жиденьких одеялах. У них не оказалось даже смены белья.
И все равно я принялся обшаривать комнату. Никогда не знаешь, какая мелочь в головоломке поставит все на свои места.
Я стоял на коленях, заглядывая в каньоны между половицами, когда услышал скрип пола в коридоре. Я оглянулся через плечо.
Эта женщина выглядела, словно жена Покойника. Ее хватило бы на изготовление четырех женщин среднего размера, и еще немного осталось бы. Как ей удалось подобраться так близко, не вызвав землетрясения? Как ее выдержала лестница? И почему не рассыпался дом? Такой перегруз в верхней части неминуемо должен был его разрушить.
— Какого дьявола ты здесь делаешь, парень?
У нее чесались руки устроить драку, а у меня не было пути к отступлению.
— А почему вы спрашиваете?
— Потому что я хочу знать, засранец!
Она притащила дубину, настоящую палицу размером с взрослого мужика. Жаль мне парня, который получит удар этой штукой, особенно если мадам вложит в него душу.
Тут до меня дошло, что, если я не воспользуюсь своими хвалеными мозгами, моя жалость пригодится только мне самому.
— Что за черт?! Какого дьявола вы суете нос в мою комнату?
Когда вам не хватает пространства ошеломить противника быстротой своих ног, старайтесь запудрить ему мозги.
— В твою комнату?! Что ты мелешь, парень? Эта комната сдана двум типам по имени Смит и Смит.
— Человек, которому я заплатил, велел мне занять эту комнату. Я так и сделал. Если вы сдали ее кому-то еще, у вас будут проблемы с управляющим.
Мадам рассвирепела:
— Проклятый Блэйк снова взялся за старые штучки?! — Тут она заорала на меня: — Я здесь управляющий, засранец! Тебя облапошил поганый пьянчуга. А теперь проваливай отсюда. И не вздумай клянчить у меня свои деньги.
Она развернулась и потопала прочь. Я остался на полу. Если дом рухнет, я не хочу иметь к этому никакого отношения. Мадам шла и рычала:
— Ну, на этот раз я тебя прикончу, сукин ты сын!
Какая милашка! Хорошо, что дело не дошло до рукоприкладства. Сомневаюсь, что мне удалось бы ее одолеть.
Я еще раз быстро осмотрелся, но, когда снизу послышались вопли, сообразил, что настало время удалиться.
И тут я кое-что заметил.
Медная монета, закатившаяся в щель. Я выхватил нож и принялся ее выковыривать.
У меня не было никаких оснований считать, что монета потеряна Смитами. Она могла валяться здесь сотню лет.
Могла. Но я не верил в это ни секунды.
Возможно, кто-то услышал мои молитвы. Этот невзрачный кусочек меди оказался родным братом экземпляру из моей коллекции.
Щелк. Щелк. Щелк. Кусочки начали складываться. Все было частью одной головоломки, за исключением — что маловероятно — Перидонта. Маловероятно потому, что он солгал. Ему что-то известно о происходящем, даже если он не участвует в представлении.
Ну-с, пора уходить.
23
Когда я спустился с лестницы, Большая Мама орала вовсю. Она гонялась за пьяницей, которому я дал на чай. Он уворачивался с проворством, приобретаемым годами тренировок. Когда я появился, Большая Мама как раз сделала могучий замах, но промахнулась. Дубина отколола кусок от стола. Мадам завопила и прокляла день, когда вышла замуж.
Бормочущий пьянчуга не обращал на суматоху ровно никакого внимания. Наверное, он был завсегдатаем и давно привык к подобным сценам. Другой пьяница благоразумно исчез. Я решил последовать доброму примеру и проскользнул к двери.
Большая Мама меня заметила.
— Сукин сын! Лживый сукин сын! — заорала она и двинулась моим курсом, словно галеон под всеми парусами.
Иной раз я соображаю быстро. Я дал оттуда деру так, что пятки засверкали. Подгулявший муж метнулся туда-сюда и, получив на прощание смачного пинка под зад, вылетел за дверь. Он распластался в грязи, тяжело дыша и изрыгая блевотину. Мадам еще немного повопила, но добивать его не вышла. Когда она утихомирилась, я подошел взглянуть на ее несчастного супруга.
Кровоподтеки и расквашенный нос не украшали его, кроме того, он явно нуждался в купании, но по крайней мере был жив.
— Давай! — Я протянул ему руку.
Он ухватился за нее, встал, покачнулся и посмотрел на меня разбегающимися глазами:
— Ну и подставил ты меня, приятель.
— Ага. Но я раскаиваюсь. Я не знал, что твои личные дела настолько плохи.