Пазл окончательно сложился. Он и правда чувствовал опасность. Мистер Гувер знал — как знал и о том, что станет с Джеком.
Он прилетел в Санта-Барбару, снял номер в отеле и принялся следить за «Эль-Энканто». В частности, за номером 301. Отследив, куда идут провода, нашел пост прослушивания.
Номер 208 — расположенный метрах в пятидесяти от триста первого. На посту круглосуточно дежурили агенты.
И он приступил к наблюдению. Переодевался и изменял внешность. Работал день и ночь. Шесть дней и шесть ночей ждал. Но на посту все это время кто-то находился — и днем и ночью.
Его накрыло — шесть дней и шесть ночей он, не смыкая глаз, наблюдал за номером 208. Ему стали мерещиться чудовища. Перед глазами плыли черные точки.
На седьмой день полил дождь. Агент остался на посту, хотя его смена закончилась.
Повезло. Агент отлучился — отправился в номер 63 в сопровождении «девушки по вызову».
Литтел рванулся к номеру 208, подобрал отмычку к замку, заперся изнутри и обшарил номер. Нашел расшифровки аудиозаписей. Просмотрел те, что были сделаны в середине марта, и вот что обнаружил.
15 и 16 марта. Расшифровки разговоров трех человек. Бобби, Пол Горвиц и один неизвестный. Бобби не стеснялся в выражениях и много говорил. Бобби обличал мафию.
Просмотрев журнал учета рассылок — на предмет записей от тех же дат, — Литтел обнаружил, что 20 марта копии этой расшифровки были переданы мафиози. Карлосу, Мо Д., Джону Росселли, Санто Т. и Сэму Джи.
Все случилось этим утром. Двенадцать часов назад.
Он отследил маршрут передвижений Бобби. Отправился на юг, в Сан-Диего. Позвонил в тамошнее отделение ФБР. Агент-командир повесил трубку. Тогда он позвонил в тамошнее полицейское управление и рассказал всю историю. Принявший звонок сержант крепко рассердился. Заорал и отрезал: «Ваше имя в списке». И швырнул трубку на рычаг.
Тогда он поехал прямиком на митинг. Приехал раньше намеченного времени и увидел техников, монтировавших колонки. Литтел попытался заговорить с ними и с наблюдавшими членами предвыборного штаба. И вновь получил от ворот поворот. Ушел, а потом вернулся. Но толпа поглотила его.
Литтел смотрел на Бобби и махал руками: умоляю, посмотри на меня! Бобби разглагольствовал, энергично жестикулировал. Его любви хватало на всех собравшихся. Он подпускал избирателей очень близко — как только возможно.
Литтел махал руками. Тут что-то кольнуло его — иголка, булавка или сучок. Мгновенно закружилась голова — БАЦ — и он увидел Фреда Оташа, то-о-о-ощего…
118.
(Лас-Вегас, 4 июня 1968 года)
Бесшабашная Дженис — как же ее иссушила болезнь.
В черных волосах появились седые пряди, волосы утратили прежний блеск. Морщины и болезненная худоба.
Уэйн вошел в номер. Дженис заперла дверь. Уэйн обнял ее — ощутил ребра и пустоты. Прежде упругая грудь стала дряблой.
Дженис высвободилась из его объятий. Он взял ее руки в свои.
— Ну, учитывая обстоятельства, выглядишь очень даже.
— Я не собираюсь пудриться и румяниться. Я еще живая!
— Не надо так говорить.
— Уж позволь мне. Ты — мой первый кавалер после того, как Уорд меня покинул.
Уэйн улыбнулся:
— А ты — моя первая партнерша. Самая первая.
Дженис улыбнулась в ответ:
— Ты имеешь в виду твой первый бал в Перу, штат Индиана, или единственный раз, когда мы этим занимались?
Уэйн крепко сжал ее руки:
— У нас и не было второго шанса.
Дженис рассмеялась:
— Ты сам не искал встречи. Таким образом отстранялся от отца, знаю.
— Я жалею об этом. То есть об этом аспекте.
— Хочешь сказать, тебе понравилось, но ты сожалеешь о том, что тебя подвигло, и о том, что ты выбрал не то время?
— Я жалею, что тебе пришлось платить.
Дженис сжала его руки:
— На что ты намекаешь?
Уэйн покраснел. Черт — в его-то возрасте.
— Просто подумал: почему бы и не повторить.
— Да ну. Теперь, когда я в таком виде…
— В первый раз редко получается так, как хочешь.
Вышло все нежно. Так, как он хотел и планировал.
Тело ее тоже иссушила болезнь — острые кости, обтянутые посеревшей кожей. Горьковатый привкус дыхания. Раньше от нее пахло джином и сигаретами с ментолом — и ему это нравилось.
Они катались по кровати. Кости ее задевали ему кожу. Они долго ласкались и целовались. Ее грудь утратила былую упругость. Ему это нравилось. Прежде она была высокой.
Силы еще не покинули ее — она его отталкивала и притягивала, прижималась и хваталась. Они перекатывались; она целовала его тело, он — ее.
Вкус ее говорил о болезни. Сначала это ошеломило его, но вскоре он привык. И стал пробовать ее там. Целовать новые шрамы. Дыхание ее стало слабым и прерывистым.
Он притянул ее ближе — она откинулась назад, помогая ему войти в нее. Протянув руку, он включил лампу, стоявшую тут же, на столике. Кровать залило светом.
Луч выхватил ее лицо и запрыгал на седых волосах, отразился в глазах.
Они принялись двигаться. Прижались друг к другу и замерли, смотря друг другу в глаза. Потом снова принялись двигаться, синхронно, и кончили вместе, практически одновременно. И закрыли глаза.
Дженис включила радио. Станция KVGS — «музыка у барной стойки».
Зазвучал голос Барби. Они так и покатились от хохота, сминая простыни. Уэйн сделал потише. Под мурлычущий аккомпанемент «Бондсменов» Барби запела «Сумерки».
Дженис сказала:
— Ты ее любишь. Мне Уорд говорил.
— Я перерос это увлечение. Или она.
Барби продолжала — зазвучала веселая «Шансон д’амур». Дженис сделала радио тише. Барби не смогла взять высокую ноту, но аккомпанировавшие «Бондсмены» выручили ее.
— Как-то мы случайно встретились в баре, года два назад. Выпили и обсудили кое-каких мужчин.
— Жаль, меня там не было.
— Ты там был.
— И всё?
Дженис прижала палец к губам:
— Больше ничего не скажу.
Барби запела мечтательную «Secretly» Джимми Роджерса.
Дженис вздохнула:
— Люблю эту песню. Она напоминает мне одного мужчину — мы встречались, когда она была в моде.
— Моего отца?
— Нет.
— А он знал?
— Узнал, да.
— И что он сделал?
Дженис поднесла палец к губам.
— Тихо. Я хочу послушать.
Барби пела — и даже ни разу не сфальшивила. Потом пошли помехи, и от мечтательного настроения не осталось и следа.
Уэйн вырубил звук и подобрался ближе к Дженис. Поцеловал ее и коснулся ее волос. Потом посмотрел в глаза:
— Если я предложу тебе помочь поквитаться с ним — ты согласишься?
Дженис ответила:
— Да.
Она уснула. Приняла обезболивающее и стихла. Уэйн разбросал ее волосы по подушке, укрыл ее пледом. Взглянул на часы — было 18:10.
Он сходил в машину и взял оттуда две сумки, ручку и блокнот. Вернувшись, запер дверь на щеколду и пошел в гостиную. Простукал стены. Пустот не обнаружилось.
Тогда он вернулся в спальню и стал обыскивать ее, пока Дженис спала. Выстукивал и щупал. И тут — ни пустот, ни швов.
Остался кабинет Литтела. Здесь ему удалось обнаружить тайник, расшатав одну из стеновых панелей.
Полки, короткоствольный револьвер тридцать восьмого калибра и какие-то гроссбухи. Компромат на профсоюз тимстеров и мафию, собранный Арден-Джейн.
Второй том — страница 84. Свидетельства против Чака «Тиски» Аюппы и Карлоса М. До Арден-Джейн донесся слух, она нашла ему подтверждения и записала все в тетрадь.
Март пятьдесят девятого. Окрестности Нового Орлеана. Карлос дает работу Чаку «Тиски»: его обманул «ублюдок каджун». Карлос сказал: ублюдка надо убрать. Чак повинуется. Убивает каджуна и закапывает тело. Напротив палатки с сосисками — километрах в тринадцати от Форт-Полка. Будете искать — найдете кости.
Уэйн вырвал страницу 84. Взял блокнот и написал записку:
Мистер Марчелло,
мой отец выкупил у Арден Брин (Джейн Фентресс) ее досье — еще до того, как она сбежала от Уорда Литтела. О существовании этого досье Уорд не знает.
Отец хочет шантажировать вас информацией, содержащейся в досье. Сможем ли мы это обсудить? Я позвоню вам в течение суток.
Уэйн Тедроу-мл.
Порывшись в столе Литтела, Уэйн нашел конверт. Сложил вчетверо записку и вырванный из тетради лист и сунул туда.