Он сбежал по ступенькам с посадочной площадки, быстро пошел к скамейке. То, что Штефан на нее так и не вернулся, разглядел еще издали.
А возле тира гомонила толпа. К билетной кассе на колесо обозрения выстроилась очередь – приехала экскурсия. Громкие голоса, смех, пестрая одежда, резкие запахи – все это окружило Тимофея, стоило лишь шагнуть за ограду аттракциона.
Он обходил людей, пытаясь пробиться к проходу между павильонами так, чтобы ни с кем не столкнуться. Огибая двух подружек, фотографирующихся на фоне колеса обозрения, нечаянно толкнул под руку пожилую даму. Дама держала на руках собачку. Собачка возмущенно затявкала. Ребенок лет четырех, услышав лай, заплакал…
Звуки, люди, запахи и краски окружили со всех сторон. Навалились так, что не вырваться. Тимофей вдруг понял, что парню на аттракционе не соврал. Его действительно тошнит.
До прохода между павильонами он добрел, шатаясь, уже плохо соображая, что и зачем делает.
Проход оказался узким, едва ли полметра шириной. При габаритах Штефана – крупного, пузатого дядьки, – пройти здесь, не задев стенку павильона, было невозможно. Тимофей увидел широкую полосу, оставленную на грязной стене на уровне локтя взрослого мужчины. Он положил ладонь на эту полосу и пошел, ведя по ней пальцами – будто слепой.
Из прохода между павильонами Тимофей не вышел, а вывалился. Словно шагнул в другую реальность.
В этой реальности текла кровь.
Густая, темная – до сих пор он не знал, что у крови может быть такой оттенок.
Штефан умер мгновенно, от проникающего ранения в голову посредством глазницы. Иными словами, отвертку воткнули ему в глаз. Длинное жало пронзило череп почти насквозь, чуть-чуть не достало до затылочной кости. Его, Тимофея, нашли стоящим на коленях рядом с трупом. В руке он сжимал окровавленную отвертку.
19
Старенький «Гольф» пытался заглохнуть на низких оборотах. Двигатель задыхался, машина дергалась. Елена Сергеевна, хмурясь так, что мимические мышцы едва не сводило судорогой, завела машину на подъездную дорожку и с облегчением заглушила мотор.
Нужно было ехать в автомастерскую. Нужно было сделать взнос по кредиту. Нужно было… много чего. Елена Сергеевна никогда не призналась бы в этом, но она обрадовалась, когда получила от сына скудный список продуктов и требование, чтобы ничего другого в доме не было. Теперь ей не нужно залезать в еще большие долги, чтобы поддерживать иллюзию благополучия. Теперь у нее появилось оправдание.
Она вышла из машины, открыла багажник, достала пакет с продуктами. Крупы, овощи, хлеб, макароны. В доме было тихо, должно быть, все ушли. Разве что оставили эту Веронику, которая выглядит так, будто пытается завязать с наркотиками, не обращаясь в клинику. Толку от нее…
Елена Сергеевна открыла дверь, вошла в дом и тут же услышала шаги. По лестнице спускался Тимофей.
– Что это на тебе? – нахмурилась Елена Сергеевна.
– Спортивный костюм, – ответил сын.
– Я вижу, что спортивный костюм. Куда ты собрался?
– Мне нужно поддерживать тело в форме. В твоем доме нет тренажеров, которые мне нужны.
– Ты мог бы спуститься и помочь матери принести продукты!
Тимофей окинул ее удивленным взглядом, но все же подошел и забрал легкий пакет. Отнес его в кухню, поставил на стол. Елена Сергеевна прошла следом за ним.
– Как Габриэла? – спросила она.
– Ты хотела спросить, как Вероника? – Тимофей поставил пакет на стол и повернулся к матери. – Габриэла здорова.
– Вероника меня не интересует, – отмахнулась Елена Сергеевна. И засуетилась, раскладывая покупки.
– Зато она интересует меня, – отрезал Тимофей.
– Ай, – поморщилась Елена Сергеевна. – Если бы ты только знал, как часто Габриэла о тебе вспоминала! Она постоянно заходила ко мне, спрашивала, как ты…
– Все эти годы Габриэла заходила к тебе и спрашивала обо мне, но ни разу не попыталась связаться со мной, – сказал Тимофей. – Так же, как и ты. Вплоть до недавних пор. Интересно, что же изменилось?
– Ты знаешь что! – Елена Сергеевна захлопнула дверцы шкафчика и повернулась лицом к сыну, скрестив на груди руки. – Эти ужасные письма, которые получает Брюнхильда…
– И которые отправляешь ты.
Под холодным взглядом Тимофея у Елены Сергеевны задрожали ноги.
– Ч-что? – прошептала она. – Я?!
20
Возле двери в комнату Брю Вероника обнаружила мольберт и кучу холстов. Но в помещении не пахло красками, и вообще непохоже, что кто-то притрагивался к этому хозяйству. Не видно было ни красок, ни палитры.