Наконец она осталась одна. Улеглась на кровать, закрыв глаза ладонью, и мгновенно вырубилась. Разбудил ее стук в дверь.
— Да? — дернулась Вероника.
— Это я.
— Заходи.
Дверь открылась, Тимофей прошел в комнату и уставился на Веронику.
— Как ты себя чувствуешь?
— Приемлемо, — пожала она плечами, сидя на кровати.
— Мама зовет обедать.
— Угу. — Вероника зевнула. — Сейчас.
— Потом придет Габриэла, начнем работать над делом. Я бы хотел управиться как можно скорее.
— Мне кажется, я не понравилась твоей маме, — осторожно сказала Вероника.
— Разумеется. Ты не понравилась ей задолго до того, как она тебя увидела, — согласился Тимофей.
— А она помнит, что я когда-то была вашей соседкой?
— Нет. И не нужно, чтобы вспомнила. Это — лишняя для нее информация.
— Слушай, я совсем запуталась, — призналась Вероника. — Что я должна делать, объясни? Попытаться с ней подружиться?
— Это невозможно, — сказал Тимофей. — Если у тебя нет собственного бизнеса национальных масштабов или состояния, доставшегося от родителей, тебе совершенно нечем вызвать расположение моей матери.
— И как мне тогда себя вести? — развела руками Вероника.
— Как обычно. Говори о чем хочешь. Раздражай ее. И старайся не отходить от меня ни на шаг.
— Так я буду тебе только мешаться, а не помогать.
Тимофей вдруг подошел к Веронике и сел рядом с ней на кровать. Заглянул ей в глаза.
— Ты уже мне помогаешь, — сказал он. — Там, на улице, у меня чуть не случилась паническая атака. Но мне нужно было заботиться о тебе, и это меня удержало. Ты — мой спасательный круг. Если я выберусь отсюда — то только благодаря тебе.
Вероника от неожиданности икнула. Тимофей встал, протянул ей руку.
— Пойдем обедать.
— Пойдем, — согласилась Вероника, положив свою ладонь в его. — Овсянка на воде сама себя не переварит.
15
Простая девушка, живущая в Мюнхене, внезапно оказалась мишенью маньяка. Она получает анонимные письма с угрозами. На вопрос журналиста жертва, пожелавшая остаться неизвестной, ответила: «Это настоящий кошмар, я всего лишь хочу, чтобы меня оставили в покое!»
Как сообщает близкий к следствию источник, в настоящий момент у полиции нет рабочих гипотез. Преступник действует чрезвычайно осторожно и не оставляет никаких следов.
Напомним, что три месяца назад жертвой кибербуллинга оказался подросток из Дюссельдорфа…
— Габриэла! — Брю сбежала по лестнице вниз и обнаружила Габриэлу за кухонным островком, где та возилась с какими-то бумагами. — Ты это видела?
— Видела что? — Габриэла быстро накрыла бумаги своим ежедневником и поднесла к губам чашку с кофе.
— Это! — Брю сунула сестре в лицо смартфон с открытой на нем статьей.
Габриэла взяла смартфон, пробежала глазами статью и пожала плечами:
— Ну, этого следовало ожидать. Я, конечно, настоятельно попросила, чтобы история не вышла наружу, но…
— Ты попросила?.. — Губы Брю задрожали.
— Тише-тише, — заволновалась Габриэла.
Она поставила чашку, обежала островок и обняла сестру.
— Брю, успокойся! Клянусь, что они не знают о тебе ничего. Ни имени, ни адреса. Это может быть вообще простым совпадением! Ребятам нужно чем-то забивать ленту, и они сочиняют новости, которые нельзя ни подтвердить, ни опровергнуть и к которым не выкатить претензии.
— Я ведь им ничего не говорила, — глухо пробормотала Брю, уткнувшись ей в плечо.
— Знаю, — терпеливо сказала Габриэла, гладя ее по голове. — Ты ни с кем не говорила. И, поверь, скоро мы поймаем этого ублюдка.
— Слушай. — Брю отстранилась от сестры, посмотрела ей в глаза. — Ты ведь можешь написать опровержение?
— Опровержение чему? — нахмурилась Габриэла.
— У тебя аудитория выше, чем у этих так называемых журналистов! — взмахнула смартфоном Брю. — Ты можешь сделать интервью со мной, и я расскажу правду!
— Какую правду, Брю?
— О том, что в этой статье всё — ложь!
Габриэла помотала головой, как делала всегда, когда запутывалась и не могла сообразить, что к чему.
— Но, Брю, единственное, в чем они солгали, — это привели твои слова, которых ты им не говорила. Там нет имени, они скажут, что речь идет о другой девушке, только и всего…
— Да пусть говорят, что хотят, главное, что люди узнают правду! — взвизгнула Брю.
— Ладно-ладно, — подняла руки Габриэла. — Я подумаю над этим.