Тимофей пожал плечами:
— Не вижу противоречий. То, что я не следил за судьбой Габриэлы, не означает, что она не интересовалась моей. Габриэла всегда была любопытной. И, видимо, знала, чем я занимаюсь.
— Все равно ерунда какая-то. Ты — в России, она — в Германии. Неужели ей проще вызвать тебя — с которым не виделась четырнадцать лет, — чем нанять детектива по месту жительства?
— Проще обратиться в мюнхенское сыскное агентство, — кивнул Тимофей, — безусловно.
— Но Габриэла, тем не менее, обратилась к тебе.
— Не ко мне, а к моей маме. Они, как я понял, время от времени общались.
— Ну о’кей, попросила маму вызвать тебя — неважно. Почему она так поступила? Настолько не доверяет местным службам?
— Скорее, доверяет мне.
— О. — Вероника подняла на Тимофея делано-восхищенный взгляд, поаплодировала. — Поздравляю! Твои расследования выглядят так впечатляюще…
— Думаю, новые расследования тут ни при чем.
— Новые? — удивилась Вероника.
— Скорее, Габриэла помнит о старом расследовании.
— То есть ты и раньше занимался расследованиями? А почему мне не говорил?
— Я не занимался расследованияМИ. — Тимофей выделил голосом последний слог. — Это был единственный случай.
— Но… — Вероника растерялась окончательно. — Если об этом расследовании помнит Габриэла, то…
— Да. Четырнадцать лет назад. Мы с ней оба были детьми. Габриэла мне помогала.
Вероника фыркнула:
— И что же вы такое расследовали, интересно? Пропажу шоколадки из школьного рюкзака?
— Почти. Меня обвиняли в убийстве.
— Что?! — Вероника вытаращила глаза.
— Напитки, пожалуйста? — В проходе рядом с ними остановилась бортпроводница, толкающая перед собой тележку.
Тимофей отрицательно мотнул головой и отвернулся к окну.
После того как Вероника приняла из рук девушки стаканчик с соком и дождалась, пока та покатит тележку дальше, она попробовала снова обратиться к Тимофею. Но он уже сидел в наушниках с закрытыми глазами.
Вероника вздохнула. Она слишком хорошо знала, что это означает.
Если Тиша закрыл глаза, трогать его бесполезно. Он вернется в окружающую действительность не раньше, чем захочет этого сам.
2
Рюкзак…
Странно — из памяти давно стерлись имена и лица учителей и одноклассников. Он не помнит, где находилась школа; если окажется в этом районе снова, найти ее самостоятельно не сумеет. Но рюкзак, свой школьный рюкзак, тот, с которым приехал из России, помнит до сих пор.
Рюкзак ему купила бабушка, еще в начальной школе. Это был подарок на первое сентября. Темно-синий, с дурацкой картинкой из мультика, изображающей машинку с человеческими глазами. Стандартная логика родителей и бабушек: мальчик должен любить машинки.
Тимофей не любил машинки и мультики про них не смотрел. Он вообще не смотрел мультиков.
Самым приятным в рюкзаке оказалось то, что картинка с него быстро стерлась. Через полгода от нее остался только смазанный силуэт. Когда родители объявили, что они уезжают жить в Германию, рюкзак Тимофей взял с собой. Сложил туда самое необходимое: свой дневник — он тогда вел бумажный дневник, — нужные книги, папку, в которой собирал вырезки из журналов. Он и в школу пошел с этим рюкзаком — хотя мама притащила откуда-то новый, бесплатный, выданный социальной службой.
К рюкзаку те придурки и докопались. Если бы не было рюкзака, они, конечно, нашли бы другой повод. Но рюкзак — был. И другой повод искать не пришлось.
Тимофей тогда плохо знал язык. Два месяца занятий, организованных службой адаптации эмигрантов, — срок явно недостаточный для того, чтобы начать свободно говорить. Но свободное владение языком в данном случае и не требовалось.
— Что это за (…)?!
— В какой (…) он это нашел?!
— Надо выбить из него (…)!
Рюкзак Тимофея пацаны-одноклассники перекидывали друг другу. Это было непривычно: в старой школе, в России, его не трогали. В старую школу он перешел из детского сада, попал в один класс с несколькими ребятами, которые хорошо его знали. Не трогали странного одноклассника сами и, вероятно, сумели донести до других, что этого делать не стоит. В новой школе его не знали.
Развлечение с перекидыванием рюкзака не было для Тимофея чем-то из ряда вон выходящим. Ему и прежде доводилось наблюдать подобные сцены, и он тогда искренне не понимал плачущих, мечущихся между гогочущими палачами хозяев рюкзаков. Понятно же, что терпения у этих идиотов — кот наплакал. Нужно просто подождать, пока они наиграются. А будешь метаться — только еще больше их раззадоришь.