— Быстро-то как напечатали! — не удержала своего восхищения Глаша.
— Петр Ермов сочинил, а у нас теперь есть свой множительный аппарат. Вот мы за час все это и отшлепали, — пояснила Мария Николаевна Ефимова-Мусина.
Каждая из пришедших на явку получила 10—15 листовок и район, где они должны быть развешаны или розданы по домам. Еще через час «молочный бунт» начал утихать, а многие мужички оставили теплые закуты и снова вышли к своим постам на баррикадах. Ни один из дружинников без разрешения командира не покидал баррикад ни на час.
Но весть о «молочном бунте», видимо, дошла и до казаков, и до войска пехотного, и до полиции. Они воодушевились, а с наступлением полной темноты двинулись с Шоссейной, с Московской, от пожарки, словом, с трех сторон на баррикады.
На этот раз они подготовились хорошо. Впереди шли дворники с большими ножницами для срезания проволоки, с ломами и лопатами, с топорами и вагами, чтобы ловчее рушить проволочные заграждения, а затем и баррикады.
Разведчики дружины своевременно заметили продвижение противника и быстро донесли отовсюду необходимые сведения в штаб.
А первым заметил подготовку противника и сумел проявить большую находчивость, смелость и оперативность старый Адеркин. Рядом с его домом была амбарушка, которую приспособил под жилье, утеплил и поселился там дворник Епифан из потребиловки. Адеркин увидел соседа в полном параде, еще когда только-только завечерело. Поверх овчины натянул Епифан белый фартук, подпоясался кушаком, вывесил на видном месте ярко начищенную огромную дворницкую бляху, а за кушак заткнул рукоятью вниз железную лопату. В руках он держал ломик.
Любопытство разобрало старого моряка. По-быстрому напялил и он свой бушлатик, фуражку — и к Епифану.
— Откель это ты нарядный такой? — словно бы в шутку подбросил словцо Константин. Ан и клюнуло сразу.
— Не откеля, скажи, сусед, а куда, брат, попаду ноне к ночи.
— Да не пожар ли ужо игде? — всполошился Константин. — Да не томи ты душу, побегу, таку же справу захвачу — и с тобой. Погодь малость.
— Не шебаршись, дядька. Это, брат, доверие надоть поиметь у околоточного. Пожара-то пока вроде бы и-нет, а пламя округ да внутрях поселка.
— Не тяни ты душу, бога ради, сказывай, — не утерпел Константин.
— А игде твой Васятка? — спросил вдруг дворник.
— А игде ж ему быть? Дома, ужо с Нюшкой, подружкой своей, игры начал, — осклабился Константин, а сам весь напрягся.
— Все одно с нами тебе неча, не доверят.
— Ну и чисти свою потребилку, лопатой ровняй да ломом дерьмо подковыривай.
— Серый ты, брат. На баррикады ночью идем. Проволоку порежем, столбики повывернем, а баррикады ломиком пораскидаем. К утру тебе будет мир в человецах и благолепие на земли.
— Что ж, Епифан! Скажу тебе одно: счастливчик, у хозяев на виду. Бывай, друг, с богом, — изобразив на лице кровную обиду, ленивой походкой направился Константин к себе.
Но только дворник ушел, Константин Никанорович подался к баррикадам. Его допросил один часовой, узнал, что сына ищет — Нюшка рожать собралась, передал другому. Так и добрался Никанорыч к начальству, попал к самому Антону Болотову. Ему-то он и передал точнехонько весь свой разговор с Епифаном. Выполнив свое дело, Константин Никанорович тем же порядком, от часового к часовому («нельзя ныне сыну домой, занят больно!»), подался домой.
Теперь во что бы ни стало надо было встретиться с Павлом Александровичем Хорошевым. В завод можно проникнуть только с его благоволения. Но Хорошева не было дома. К заводу ближе чем на выстрел вообще никого не подпускали. Оставалось одно: ждать, когда верный пес господ акционеров вернется домой. Хорошева он все-таки дождался, но тут дело его не выгорело:
— Не могу, поверьте мне, любезнейший Константин Никанорович, просто не имею власти. Вот кончится забастовка, приходите, зла на вас не держу, что-нибудь придумаем, лично вам помогу с работой.
Оставалось идти спать. Но эта ночь не была похожа на прошедшую. Бьют тяжелые пулеметы, то там, вдалеке, то где-то совсем близко раздаются выстрелы залпами, залпами, затем одиночный, еще один… Под такую музыку не уснешь. Оделся Константин Никанорович, прихватил ломик, лопату, пару булыжин сунул в карманы штанов и подался на подмогу сыну к баррикадам.
Сделав солидный крюк вокруг главной баррикады, Константин Никанорович вышел к пожарной каланче. Теперь пробирался во тьме кромешной вдоль забора, пытаясь проскользнуть к угловому дому, но чуть было не упал, наткнувшись на колючую проволоку. Адеркин-старший знал, что каланчу будут отбивать у пожарников, поэтому и стремился сюда, чтобы стать полезным, все-таки он не лыком шит: сколь годов отдал военной службе, пусть морской, но опять же военной.