Выбрать главу

Офицер теперь гарцевал уже на самой середине шоссе, а за ним, сдерживая разгоряченных коней, продвигалась вперед казачья сотня.

Баррикада не отвечала: берегли патроны.

— Молодцы боевики, — отметил Сочалов, обернувшись к начштаба Матушеву, — это же истинно солдатская выдержка!

А у раскрытого окна, в школе, Ипатыч что-то нашептывал Ивану Федотову. Вдруг все пришло в действие. Иван Федотов — командир расчета — встал позади самодельного орудия и, подкручивая винты угломера, начал наводить напрямую.

Офицерик стоял в тридцати саженях от баррикады, неподалеку от линии проволочного ограждения, сзади в четыре цепи растянулась казачья сотня.

Заряжающий Михаил Крохин вложил в жерло пушчонки боевой снаряд. Третий номер, подносчик, старик сторож «электрички» Ипатыч, суетился у корзины со снарядами, готовясь передать следующий залповому. Федотов почти шепотом как бы выдохнул: «Огонь!» Затем на секунду затаил дыхание и плавно дернул спусковой конец.

Далеко за баррикадами над мостовой легонько взметнулось снежное облачко, где красиво гарцевал офицерик, и, неестественно взмахнув руками, он стал валиться на сторону с коня. А когда в ушах Сочалова и Матушева прозвучал несильный звук разрыва, над местом взрыва осталось лишь облачко мутного желтовато-белого пара. Когда все рассеялось, офицер лежал далеко в стороне от коня, около палисадника приземистого деревянного дома, казачий конь бился в предсмертных конвульсиях на снегу большака.

— Ур-р-р-ра! — прозвенел в морозном воздухе мальчишеский голос, а сюда, наверх, донесся одобрительный шумок с главной баррикады. Дрогнули казаки. Без команды развернули коней и беспорядочно, что называется унося ноги, аллюром три креста поскакали к своим казармам.

Расчет готовился к новому выстрелу.

Федотов наводил свое крохотное орудие на военную, крытую сверху глухим коробом таратайку, которая мчалась во весь опор к месту гибели казачьего есаула. Ее сопровождали два дюжих казачины. Они скакали, грозно размахивая своими плетками.

И вдруг, слегка побледнев, командир скомандовал: «Отставить!», конвульсивно при этом отдернув руку от спускового шнура.

Номерные не поняли командира. Не успел среагировать на этот неожиданный отказ от выгодного боя и Матушев. И только секундой позже увидел он, как из ближайшего дома выскочила русокосая невысокая девушка в белом фартуке с большим красным крестом на высокой груди. Она подбежала к офицеру, но тот был уже мертв.

Марина Борисова — это была она, сестра милосердия, из рабочего госпиталя — не отошла от убитого и тогда, когда увидела казачью санитарную повозку. Она хотела выполнить свой долг сестры милосердия до конца. Но к убитому уже подскакала пара взмыленных лошадей. Из санитарной фурманки выскочили два усатых казака, волоком втащили тело офицера в повозку и поспешно ускакали. На прощанье лихой казак из сопровождения ударил девушку наотмашь плетью, с потягом, бездумно и беспощадно.

В белых бинтах под одеждой, вся залитая раствором йода, Марина вернулась на главную баррикаду.

— Здесь мы победим или умрем, — тихо сказала она. И не уходила в укрытие до самого конца своего главного боя и своей победы.

А баррикада уже третьи сутки жила особой, неповторимой жизнью, полной тревог и надежд, ожидания неизвестности и постоянной готовности к отпору. Женщины нет-нет да и вынесут из соседнего с баррикадой двора ведерко студеной воды. Сторожко осмотрятся, нет ли пальбы, и плеснут воду на утрамбованный перед баррикадой снег: пусть крепче схватит ледок, надежнее будет рабочая крепость, неприступней рабочий редут.

«Товарищ! Не найдется ли махорочки, погреться охота». Это душевное обращение залетело на баррикады с маевок, с подпольных сходов, из политических кружков. Оно еще не стерлось, не отштамповалось, не сгладилось до привычного. Оно отражало романтическую возвышенность революционного порыва людей, спаянных единством цели, единством нового, тревожного и боевого баррикадного уклада в одну большую революционную семью, готовую делить с любым из стоящих по эту сторону и радости, и огорчение, любой успех и любую печаль, которые здесь, так же как и общая судьба, стали достоянием всех и каждого.