— Скоро-скоро, дайте подрасти маленько, — обращался он к своим деревянным резным друзьям, — стану я, робята, энтим вона мужиком — и порты широки, рубаха холщова, как у деда, и кушак такой, и лапоточки. А куплю я себе коня саврасого, дюжего да послушного. И грива будет такая вот — ну и грива! И хвост красивый, большой. — Берет Васятка коника резного, гладит и словно извиняется перед ним. — Токо вот горба не надоть и такой собачьей выучки. Коню в борозде ходить или по сено там, по дрова. Где ж это видано, чтобы конь на задние ноги вставал? Срамота! — И Васятка задумывался, о чем бы еще помечтать.
— И еще, робяты, — брал он в руки медведя, — в лес ходить с отцом будем, зайцев, белок промышлять, а то и волка свалим.
С устатка клонило ко сну. Расстилал Васятка прямо тут же на полу овчину — старый теткин полушубок и сгребал всех своих резных любимцев к себе, а сам, засыпая, бормотал:
— А изба кака, робяты, кака изба будет! Знатно срубит отец, как у деда Назара — светло, просторно! Трубу над коньком поднимем — чисто чтоб топить, без дыма, без копоти. И еще, робяты… — но мысль терялась во сне.
Трудное время наступило и в семье Спиридоновых.
Дмитрий — хороший, трудолюбивый, выносливый работник. Возьмется пахать, борозду ведет ровно и не абы как землю царапает, а выворачивает пласт как следует, не на малую глубину загоняя сошник. После бороны земля у него будто опара — легкая, пушистая, а значит, плодородная. Сеет в широкий размах, но семя ложится ровно, не скучивается и не изреживается при разбросе. Чувствует Дмитрий и силу руки, и ветерок, под который зерно кидает. А косит — любо-дорого смотреть. «Вжжик, вжжик», — звонко поет коса. Широкий захват и сильный ровный срез. Линию укоса держит, хоть по веревочке равняй — лучше не будет.
Понимает Дмитрий, когда что сеять, когда какую траву косить, когда ее разбить-раструсить, когда вовремя сухую в копешки пособрать, когда в стог сметать. И труда на крестьянские работы тратит поэтому не боле, а помене, чем иные. Знает: хозяйство водить — не разиня рот ходить. И работает по-русски — разудалыми порывами. Вёдро не ждет, гляди только, а то дождь ударит, и половина труда впустую пошла. Надо спешить.
А вовремя рожь убрал, сено скосил — ходи себе гоголем. И семья сыта, и скотина будет накормлена.
Но, видать, одно дело работать сноровисто да ухватисто, другое — всей душой хозяйство любить. Так в крестьянствование войти, что только бы хлеб да навоз, скот да земля в голове сидели. Не успел одного дела спроворить, а в голове сама и о другом думка созрела, и к третьему деньку мысль готовится. Мало только сегодня успеть, ему непременно надо суметь и о завтрашнем дне подумать. Этой глубокой хозяйской сметки на долгие годы вперед как раз и не было у Дмитрия. Может быть, она и пришла бы со временем. Да дело-то обернулось по-иному.
Два года подряд засушливы. А весны, наоборот, мокрые и холодные: сеялись поздно. А палящее солнце высушивало, сжигало всходы. Яровое совсем пропало. Первый год поддержала только озимь. Рожь хорошо зацвела и выколосилась.
Но и тут ждали беды.
Дмитрий, получив полторы десятины землицы в аренду, распахал ее и засеял по первому году льном. И угадал. Хороший удался ленок. Труда много, да отдача дорога: тресту продал — на весь год ржицей запасся. А потом посеял хлебушко. И опять хорошо.
На третий год стало хуже, а на четвертый земля истощилась и отказала, кормилица. Еле на новый посев зерна собрал, и все оно жиденькое, тощее и невсходистое. А пока с яровым копался, думал хоть на семена урвать, — трава погорела. Скосил, конечно, а и половины обычного не сметал.
Долгий совет держали дед Силантий и дядя Митяй. Впереди целый год, а у зимы рот велик. Нужен хлеб, нужен корм скоту, да и на посев зерна хорошего надо.
Скрипкой да травами, свадьбами да похоронами семью не прокормишь. Лапти — невелик доход, а и тот сократится. У всех одна беда, всех голодный год ожидает.
Кабы думать только о себе, много ли деду Силантию, скажем, надо? Котомку на плечи, скрипку под мышку — и по селам да ближним городам. А скотину куда? Она прокорма требует. А без скотины не вспашешь, не посеешь, на оброк не заработаешь. Он один оброк-от, почитай, рублей тридцать пять, а то и все сорок вытянет. А это четыре-пять кулей ржи, которую не посеешь — не пожнешь.
Все это обдумал Силантий, а потом сказал:
— Барин ни в жисть не даст, до весны будет тянуть с хлебом, а там возьмешь два круга, и пропадай своя пашня, свой покос, своя скотина.
— Может, попытать на зиму призанять у мельника? Все одно какая-никакая, а рожь ему везти молоть.