Лес теперь не шумел. Он был полон таинственных шорохов и неожиданных вскриков. Казалось, не сверху, от вершин, а из-под земли исходят глубокие вздохи. До слуха маленькой девочки долетало то приглушенное прерывистое дыхание зверя, то характерное шипенье и шуршанье проползающей змеи, то отголоски смертельной борьбы, в которых чудились взмахи крыльев, птичий клёкот и леденящий сердце могучий звериный рык. Потом все замирало.
Тогда вновь доносились и шумы верхового ветра, и глубокие, подспудные вздохи земли.
Будь Маринка постарше и знай лучше лес, жизнь его обитателей, она многое могла бы прочесть сейчас даже при слабом лунном свете.
На этой большой поляне, куда они с Кудлаем только что выбрели из лесной чащи, совсем недавно произошла смертельная схватка. Кудлай, что бежал по-прежнему чуть впереди, вдруг приостановился, напрягся, словно для прыжка, но потом снова побежал, делая большие круги. Он-то чуял и по-своему понимал тут многое.
Вот на большом смертном маху, когда или сердце разорвется, или ноги вынесут, был настигнут крупный заяц. Судя по другому следу, его схватила лиса. Но сама лисица угодила в лапы матерым волкам, которые шли наперерез ее пути целой стаей.
Отголоски этой лесной битвы и слышала Маринка, но об этом догадался своим особым собачьим чутьем лишь Кудлай. Ему ли не известны были следы зайца, лисицы, волка! Не он ли еще издали учуял запах битвы, а теперь вся шерсть на нем стояла дыбом, потому что он ясно различал на опушке, куда подходила Маринка, совсем свежий след коварной и беспощадной росомахи, совсем недавно боролась она здесь с отставшим от стаи волком.
Нет, не могла маленькая девочка почувствовать опасность, как почувствовал ее многоопытный пес Кудлай. Потому и не подивилась ни его испугу, ни настороженности.
Свой путь к неуловимому солнышку Маринка преодолевала с неимоверным напряжением всех своих не очень больших и не очень надежных сил. Вскоре непривычно долгое блуждание по лесной чащобе, ночной холод, гнилостный воздух измотали ее вконец.
Она брела теперь, не разбирая направления, то и дело спотыкаясь о валежник, иной раз больно ударяясь о низкие пни или толстые корни деревьев. Больные ноги в насквозь вымокших опорках так сильно ныли, а глаза шаг от шага все больше слипались то ли в силу приобретенной на глухой заимке привычки в это время крепко спать, то ли от чрезмерной усталости, что лишь одним каким-то упорным внутренним зовом принятого на хрупкие плечики большого долга девочка заставляла себя идти. Беспрестанные ее падения не прошли даром: разбитые коленки, поцарапанное лицо и руки саднили, причиняя все новые и новые страдания.
Не заметила Маринка и того, как исчез Кудлай. Она и не окликнула его. «Сесть, отдохнуть, уснуть, — сверлила мысль. — А как же красное солнышко?» — упорно спрашивала себя девочка. И все шла и шла вперед, чтобы увидеть то обетованное место, где земное светило прячется на ночь.
Хотя она еще и пересиливала усталость и перебарывала возникшую острую боль в ногах, продвигалась теперь Маринка очень медленно и с невероятно большим трудом.
Бабушка с дедом и тетей Фросей заночевали в ту пору на помещичьем току. А дядя Митяй был по делам хозяйственным в городе. С восходом солнца бабушке и тете Фросе надо было с другими женщинами выходить в поле убирать хлеба, а дедушке с молодой ядреной бабой, матерью Петьки Бондаря, Васеной, провеивать прошлогоднее зерно из помещичьих закромов. Управляющий решил часть этого зерна пустить на сев озимых, а что останется — выдать крестьянам в расчет за прошлогодние труды, которые до сих пор еще оставались невознагражденными. Некому было дома побеспокоиться об исчезновении Маринки. Правда, поздно вечером вернулся дядя, но, не найдя никого на заимке, подумал, что старики взяли с собой Маринку, напился молока с хлебушком да и лег спокойно спать.
На долю Кудлая выпала нелегкая ночь. Маринка еле-еле продвигалась по ночному болотистому лесу, и пес далеко забежал вперед, инстинктивно взяв много правее, в обход болота. Он все-таки надеялся, что девочка сообразит и пойдет за ним. Когда пришлось ему пробираться сквозь густой малинник (дикие кусты малины не редкость в этих местах), в нос неожиданно шибанул густой, острый запах, какой не приведи ни одной одинокой собаке встретить. Будь иной оборот дела, гуляй он просто так, пес и не подумал бы связываться с властителем леса. Благо, тот стоял на задних лапах и, пастью забирая ветви со спелой ягодой, срывал их вместе с листьями. Он так был увлечен, что сразу и не заметил пса. Но где-то позади Кудлая шла его верная подружка. Не пойдет же она болотом, — значит, свернет сюда.