Мы бы кончили этим же? Сеть лагерей для отбросов, вооруженные до зубов мирные корабли, непререкаемые авторитеты в Мировом Совете и взаимная ответственность, заставляющая друзей Ника конвоировать его в санаторий? Или геометры просто допустили ошибку, свернули с пути, нарушили когда-то и где-то собственные принципы? Например, когда развязали бактериологическую войну в средневековье, выкосив – уверен в этом – армии феодалов, а потом, подарив миру лекарство от чумы, мирно и крепко взяли власть в свои руки. Заняв место святых. Были, наверное, раньше у геометров какие-то культы, верования…
А может быть, и нет иного пути? Или открытая циничность Конклава, или то же самое, но в красивой обертке, от геометров?
Выбирай, Петя Хрумов. Выбирай, планета Земля. На чью сторону встать, когда идеи Дружбы натолкнутся на свод законов Конклава.
Две силы. Дед, ты так надеялся на подобную ситуацию. Но удастся ли ею воспользоваться? Или Конклав раздавит нас, как возможных союзников геометров? Или геометры, легко и привычно, доведут нас до средневековья, чтобы привить собственную этику?
Полноте, а сумеют ли они на равных сражаться с Конклавом? С боевыми кораблями алари, с плазменными существами расы торпп – немногочисленной, но способной обитать в звездных коронах, с неисчислимыми полчищами хиксоидов и даэнло, с интеллектуальной мощью счетчиков?…
Ерунда. Смогут. Даже если в их системе – всего три обитаемые планеты. Они умны. Их технология – не та, что на поверхности, а настоящая, воплощенная в кораблях и транспортных кабинах, – очень высока. А самое главное – их общество абсолютно монолитно. Да, есть концлагеря, но они полупусты. Один-два процента оппозиции – это ничто. А ведь даже эти несчастные, занятые бессмысленной работой зеки – преданы Родине. И не колеблясь сменят лопаты на оружие.
Силой цивилизацию геометров не взять. Вся их планетарная система – космический корабль, способный маневрировать, уходить от преследования, атаковать. Принципы их передвижения в пространстве неизвестны, но превосходят доступные Конклаву. Какую бы чудовищную силу ни обрушили Сильные на геометров, те сумеют ускользнуть. А потом вернутся – ибо эта раса, совсем как люди, не умеет отступать. Они вырастят регрессоров для работы на Земле, и регрессоров, способных влезть в шкуру счетчиков, и регрессоров, похожих на хиксоидов.
И Конклав, переполненный обидами и взаимной ненавистью, рухнет. Сильные отступят, перейдут в глухую оборону. Слабые воспримут идеи Дружбы.
Я был в этом абсолютно уверен.
Может быть, там, откуда пришли геометры, и существовала сила, повергшая их в ужас. Но Конклав на эту роль не годится…
Остановившись, я вслушался. Мне почудился звук впереди – далекий хлопок, похожий на выстрел…
Нет, наверное, показалось.
Я тоже зафиксировал звук.
Далеко, куалькуа?
Не более пяти километров по направлению береговой линии.
Спасибо.
Поколебавшись, я спросил:
Ты читаешь все мои мысли?
Да.
Что ты думаешь о раскладе сил? Геометры способны победить Конклав?
Вероятно.
Тебя это не пугает?
Нет. Мы никогда не проиграем.
Если вам все едино, зачем вы участвуете в заговоре против Сильных?
Мы? Участвую я. Мой прежний симбионт-алари захотел, и я перешел к тебе. До других особей моей расы мне нет дела.
Хорошо им живется. Спокойно. Могут гибнуть тела симбионтов, могут уничтожать друг друга цивилизации – куалькуа лишь с любопытством смотрят на это чужими глазами. Конечно, они смертны, и какой-нибудь плазменный заряд может сжечь меня вместе с пропитавшей тело амебой.
Но что такое насильственная смерть для расы, не знающей естественной смерти? Бесконечно делящейся, странствующей из тела в тело? Для куалькуа гибель может являться ужасной трагедией – или ничего не значащей мелочью. Скорее второе. Не зря же они с полнейшим спокойствием «работают» в боеголовках ракет…
Хорошо им живется…
Я двинулся дальше. Звук мог оказаться ничего не значащим хрустом льдины. Но может быть, впереди поселение. Шахта, поселок рыбаков, пристань… или еще один концлагерь.
Ничего. Посмотрим. Пять километров – к утру дойду.
Через два часа я лежал, зарывшись по горло в снег, и вглядывался в рассветную полутьму. Снег помогал, подсвечивал, делал сооружения впереди четкими, как аппликации на белом листе бумаги.
Башня. Метров пятьдесят в высоту, метров тридцать в диаметре. Уже начинали поблескивать стекла в окнах. В одном или двух слабо теплился свет. Для рудника или технического здания окон слишком много. Скорее я счел бы его жилым… кстати, вполне привычной даже для Земли архитектуры. Этакая фаллическая бетонная конструкция, торчащая из мерзлоты.