— А для вас есть сюрприз, — сказал сидевший за столом Уле и, блеснув металлическим зубом, заворошил газеты. — Вот, читайте.
Александр сразу увидел крупный заголовок: «Zu Gast in Oldenburg»[11]. И ниже — портрет. Он сам, собственной персоной, улыбающийся, довольный собой.
— Что это?
— Там все написано.
Статья начиналась рассказом о том, как он распространялся о сказках Пушкина, возмущался и говорил, что для того чтобы понять русских поэтов, надо читать их в подлиннике, а не в нелепых переводах. А дальше было все об Обществе содействия развитию отношений между народами ФРГ и СССР, о том, как оно активно работает, и приводился пример этой активности — приглашение Александра в гости.
Все так и было, как написано, но статья Александру не понравилась. Сам факт интервью — уже нарушение тех норм, о которых ему уши прожужжали в Москве: «Вы — частное лицо, ваше дело ходить по музеям, по магазинам, если есть деньги, и не ввязываться ни в какие истории».
Он молчал, вконец расстроенный. И супруги Кнауэры весь завтрак не очень докучали ему разговорами. Когда уже понес чашки и блюдца на кухню, чтобы помыть их, сказал, лишь бы только не молчать:
— Мне бы хотелось купить джинсы.
Джинсы были его первой задачей. Можно было как угодно тратить свои куцые обменные деньги, но возвращаться без джинсов для Нельки он не мог. Будет более чем обида, будут слезы, а видеть, как плачет Нелька, — выше его сил.
— Я вам помогу, — сказала Луиза.
— Да я сам…
— Сами будете потом ходить, а это я вам помогу. Надо знать, где покупать.
Он разобрался в краниках над раковиной, — как включать газовую горелку для подогрева воды, — отрегулировал так, чтобы только не обжигать рук, и начал мыть тарелки.
— Что вы делаете?! — вдруг закричала Луиза. Он испугался всерьез, быстро закрыл краны.
— Кто же так моет?! Вы горячую воду спускаете в канализацию.
— А как же?..
— Надо сначала закрыть пробку.
Она отстранила его и перемыла посуду сама в мутной мыльной воде, набравшейся в металлической — из нержавейки — раковине. Потом спустила эту воду и уже холодной водой ополоснула тарелки. А он, смущенный, стоял рядом. Думал: богатые, а экономят на таких пустяках. Посмотрела бы Луиза, как Нелька моет посуду, — не прикасаясь пальчиками, одной струей кипятка. Кипяток вылетает в трубу, то бишь в канализацию, а не просто теплая вода. И как часто с ним бывало, случай этот мелкий заставил подумать о большом. «Может, не от жадности это, а от извечной немецкой экономичности, которую мы называем не иначе как крохоборством? Вот ведь она, Луиза, тратится на него, не жмется. Это нужно, без этих затрат не обойтись. Но немцу претят бессмысленные траты, неважно большие они или малые, как эта вода из-под крана. Не оттого ли они и богатеют быстро, что ко всему относятся с бережливостью? Нам бы так!..»
День был такой же хмурый, как и вчера, и пришлось тащиться с зонтом, который Александр терпеть не мог. Но брусчатка улиц была чистой, лужи нигде не застаивались, и от этого казалось, что моросящий дождь или только начался, или вот-вот кончится. Не было угнетающего ощущения бесконечности непогоды.
Как обычно под руку с Луизой, они прошли на оживленную Гартенштрассе, пересекли Казиноплатц. Казино тут были повсюду, но почему именно эта площадь удостоилась такого названия, было непонятно. Впереди вскидывались над домами высоченные конусы кирхи с часами и острыми шпилями громоотводов, но без крестов, как он ожидал. Здесь начинался старый город, отсюда во все стороны разбегались узкие ущелья переулков со сплошными рядами блестящих светящихся витрин первых этажей.
— Здесь мы найдем все, что нужно, — сказала Луиза и свернула к одному из магазинов.
Стеклянные двери беззвучно раздвинулись. Александр шагнул следом за Луизой, и двери закрылись за спиной, словно отрезали путь к отступлению. Здесь было светло, тепло, тихо. Откуда-то лилась еле слышная ласковая мелодия, нежила, убаюкивала.
— Что-нибудь хорошее и недорогое, — сказала Луиза подбежавшей к ним девушке, такой симпатичной, такой доброжелательно-отзывчивой, что Александру подумалось: потребуй она черт-те какую цену, и отказать невозможно из опасения обидеть это божество.
«Молодчина Луиза! — мысленно сказал он. — Конечно же недорогие нужны джинсы, ну и, конечно, неплохие».
Девушка прошмыгнула мимо него, отмахнула занавеску зеркальной комнаты и так зазывно-приглашающе улыбнулась, что он пошел, куда она звала, как завороженный.
— Примерьте вот эти, пожалуйста, — проворковала девушка, положив на столик аккуратно сложенные джинсы, и выскользнула за занавеску, как бы невзначай коснувшись его руки нежной ладошкой. Щекотные расслабляющие мурашки побежали от висков к затылку и ниже, на плечи, как иногда бывало у него в парикмахерских, когда попадалась очень уж ласковая и заботливая мастерица.