Выбрать главу
Don't speak to me. Не говорите со мной. Ring, and take me to my room!" Позвоните и проводите меня в спальню! Mr. Tulkinghorn retires into another chamber; bells ring, feet shuffle and patter, silence ensues. Мистер Талкингхорн переходит в другую комнату; звонят колокольчики; чьи-то шаги шаркают и топочут; но вот наступает тишина. Mercury at last begs Mr. Tulkinghorn to return. Наконец Меркурий приглашает мистера Талкингхорна вернуться. "Better now," quoth Sir Leicester, motioning the lawyer to sit down and read to him alone. - Ей лучше, - говорит сэр Лестер, жестом предлагая поверенному сесть и читать вслух -теперь уже ему одному.
"I have been quite alarmed. - Я очень испугался.
I never knew my Lady swoon before. Насколько я знаю, у миледи никогда в жизни не было обмороков.
But the weather is extremely trying, and she really has been bored to death down at our place in Lincolnshire." Правда, погода совершенно невыносимая... и миледи до смерти соскучилась у нас в линкольширской усадьбе.
CHAPTER III Глава III
A Progress Жизненный путь
I have a great deal of difficulty in beginning to write my portion of these pages, for I know I am not clever. Мне очень трудно приступить к своей части этого повествования, - ведь я знаю, что я не умная.
I always knew that. Да и всегда знала.
I can remember, when I was a very little girl indeed, I used to say to my doll when we were alone together, Помнится, еще в раннем детстве я часто говорила своей кукле, когда мы с ней оставались вдвоем:
"Now, Dolly, I am not clever, you know very well, and you must be patient with me, like a dear!" - Ты же отлично знаешь, куколка, что я дурочка, так будь добра, не сердись на меня!
And so she used to sit propped up in a great arm-chair, with her beautiful complexion and rosy lips, staring at me--or not so much at me, I think, as at nothing--while I busily stitched away and told her every one of my secrets. Румяная, с розовыми губками, она сидела в огромном кресле, откинувшись на его спинку, и смотрела на меня, - или, пожалуй, не на меня, а в пространство, - а я усердно делала стежок за стежком и поверяла ей все свои тайны.
My dear old doll! Милая старая кукла!
I was such a shy little thing that I seldom dared to open my lips, and never dared to open my heart, to anybody else. Я была очень застенчивой девочкой, - не часто решалась открыть рот, чтобы вымолвить слово, а сердца своего не открывала никому, кроме нее.
It almost makes me cry to think what a relief it used to be to me when I came home from school of a day to run upstairs to my room and say, Плакать хочется, когда вспомнишь, как радостно было, вернувшись домой из школы, взбежать наверх, в свою комнату, крикнуть:
"Oh, you dear faithful Dolly, I knew you would be expecting me!" and then to sit down on the floor, leaning on the elbow of her great chair, and tell her all I had noticed since we parted. I had always rather a noticing way--not a quick way, oh, no!--a silent way of noticing what passed before me and thinking I should like to understand it better. "Милая, верная куколка, я знала, ты ждешь меня!", сесть на пол и, прислонившись к подлокотнику огромного кресла, рассказывать ей обо всем, что я видела с тех пор, как мы расстались, Я с детства была довольно наблюдательная, - но не сразу все понимала, нет! -просто я молча наблюдала за тем, что происходило вокруг, и мне хотелось понять это как можно лучше.
I have not by any means a quick understanding. Я не могу соображать быстро.
When I love a person very tenderly indeed, it seems to brighten. Но когда я очень нежно люблю кого-нибудь, я как будто яснее вижу все.
But even that may be my vanity. Впрочем, возможно, что мне это только кажется потому, что я тщеславна.
I was brought up, from my earliest remembrance--like some of the princesses in the fairy stories, only I was not charming--by my godmother. С тех пор как я себя помню, меня, как принцесс в сказках (только принцессы всегда красавицы, а я нет), воспитывала моя крестная.
At least, I only knew her as such. То есть мне говорили, что она моя крестная.
She was a good, good woman! Это была добродетельная, очень добродетельная женщина!
She went to church three times every Sunday, and to morning prayers on Wednesdays and Fridays, and to lectures whenever there were lectures; and never missed. Она часто ходила в церковь: по воскресеньям -три раза в день, а по средам и пятницам - к утренней службе, кроме того, слушала все проповеди, не пропуская ни одной.
She was handsome; and if she had ever smiled, would have been (I used to think) like an angel--but she never smiled. Она была красива, и если б улыбалась хоть изредка, была бы прекрасна, как ангел (думала я тогда); но она никогда не улыбалась.
She was always grave and strict. Всегда оставалась серьезной и суровой.
She was so very good herself, I thought, that the badness of other people made her frown all her life.