Был субботний вечер, и многие жители того поселка, в который мы направлялись, разошлись по харчевням. Поэтому сегодня здесь было менее шумно, чем в тот день, когда я пришла сюда впервые, но все выглядело таким же нищенским, как и раньше. В печах для обжига кирпича пылал огонь, и удушливый дым тянулся к нам, озаренный бледно-голубым светом.
Мы приблизились к домишку кирпичников, из которого тусклый свет свечи проникал наружу через разбитое и кое-как починенное окно. Постучав в дверь, мы вошли. Мать ребенка, умершего в тот день, когда мы были здесь впервые, сидела в кресле между койкой и убогим камином, а против нее, съежившись и прижавшись к каминной раме, на полу прикорнул какой-то подросток, с виду нищий. Свою рваную меховую шапку он держал под мышкой, как узелок, и, стараясь согреться, так дрожал, что дрожали ветхие оконные рамы и дверь. Воздух в комнате был еще более затхлый, чем раньше, и в ней стоял неприятный и очень странный запах.
Как только мы вошли, я заговорила с женщиной, не поднимая вуали. Мальчик мгновенно вскочил и, пошатываясь, уставился на меня с каким-то непонятным удивлением и ужасом.
Он вскочил так быстро и его испуг так явно был вызван моим появлением, что я остановилась, вместо того чтобы подойти ближе.
- Не пойду я больше на кладбище, - забормотал мальчик, - не xoчу я туда ходить, сказано вам!
Я подняла вуаль и заговорила с женщиной. Она отозвалась вполголоса:
- Уж вы не посетуйте на него, сударыня. Он скоро одумается. - А мальчику она сказала: - Джо, Джо, что это с тобой?
- Я знаю, зачем она пришла! - выкрикнул мальчик.
- Кто?
- Да вот эта леди. Она хочет меня на кладбище увести. Не пойду я на кладбище. Слышать о нем не хочу. Она, чего доброго, и меня зароет.
Он снова задрожал всем телом и прислонился к стене, а вместе с ним задрожала вся лачужка.
- Целый день только о том и твердил, сударыня, - мягко проговорила Дженни. - Ну, чего ты глаза выпучил? Ведь это моя леди, Джо.
- Так ли? - с сомнением отозвался мальчик и принялся разглядывать меня, прикрыв рукой воспаленные глаза. - А мне сдается, она та, другая... Не та шляпа и не то платье, а все-таки, сдается мне, она та, другая.
Моя маленькая Чарли, преждевременно познавшая болезни и несчастья, сняла свою шляпу и шаль, молча притащила кресло и усадила в него мальчика, точь-в-точь как многоопытная старуха сиделка; только у опытной сиделки не могло быть такого детского личика, как у Чарли, которая сразу же завоевала доверие больного.
- Слушай! - повернулся к ней мальчик. - Скажи-ка мне ты. Эта леди - не та леди?
Чарли покачала головой и аккуратно оправила его лохмотья, стараясь, чтобы ему было как можно теплее.
- Так! - буркнул мальчик. - Значит, это должно быть, не она.
- Я пришла узнать, не могу ли я чем-нибудь помочь тебе, - сказала я. Что с тобой?
- Меня то в жар кидает, то в холод, - хрипло ответил мальчик, бросив на меня блуждающий, растерянный взгляд, - то в жар, то в холод, раз за разом, без передышки. И все ко сну клонит, и вроде как в голове путается... а во рту сухо... и каждая косточка болит - не кости, а сплошная боль.
- Когда он пришел сюда? - спросила я женщину.
- Я нынче утром встретила его на краю нашего города. А познакомилась я с ним раньше, в Лондоне. Правда, Джо?
- В Одиноком Томе, - ответил мальчик.
Иногда ему удавалось сосредоточить внимание или остановить на чем-нибудь блуждающий взгляд, но - лишь очень ненадолго. Вскоре он снова опустил голову и, тяжело качая ею из стороны в сторону, забормотал что-то, словно в полусне.
- Когда он вышел из Лондона? - спросила я женщину.
- Из Лондона я вышел вчера, - ответил за нее мальчик, теперь уже весь красный и пышущий жаром. - Иду куда глаза глядят.
- Куда? - переспросила я.
- Куда глаза глядят, - повторил мальчик немного громче. - Меня все гонят и гонят - не велят задерживаться на месте; прямо дыхнуть не дают с той поры, как та, другая, мне соверен дала. Миссис Снегсби, та вечно за мной следит, прогоняет, - а что я ей сделал? - да и все они следят, все гонят. Все до одного - с того часу, как встану и пока спать не лягу. Ну, я и пошел куда глаза глядят. Вот куда. Она мне сказала там, в Одиноком Томе, что пришла из Столбенса *, вот я и побрел по дороге в Столбенс. Туда ли, сюда ли - все одно.
Что бы он ни говорил, он всякий раз под конец повертывался к Чарли.
- Что с ним делать? - сказала я, отводя женщину в сторону. - Не может же он уйти в таком состоянии, тем более что идти ему некуда и он даже сам не отдает себе отчета, куда идет.
- Не знаю, сударыня, или, как говорится, "знаю не лучше покойника", отозвалась она, бросая на Джо сострадательный взгляд. - Может, покойники-то и лучше нашего знают, да только сказать нам не могут. Я его целый день у себя продержала из жалости, похлебкой его покормила, лекарство дала, а Лиз пошла хлопотать, чтоб его куда-нибудь поместили (вот тут, на койке, мой крошечкаэто ее ребенок, но он все равно что мой); только я долго держать у себя мальчишку я не могу: вернется мой хозяин домой да увидит его здесь, вон вытолкает, а то и побьет, чего доброго. Смотри-ка! Вот и Лиз вернулась!
И правда, в Лмнату вбежала Лиз, а мальчик поднялся, должно быть смутно сознавая, что ему тут больше нельзя оставаться. Когда именно проснулся ребенок, когда Чарли подошла к нему, подняла его с койки и принялась нянчить, шагая взад и вперед по комнате, я не помню. Но она делала все это спокойно, по-матерински, как и в мансарде миссис Блайндер, когда жила там вместе с Томом и Эммой и нянчила их.
Подруга Дженни побывала в разных местах, но всюду ее посылали от одного к другому, и она вернулась ни с чем. Сначала ей говорили, что сейчас поместить мальчика в больницу нельзя - слишком рано, потом - что уже поздно. Одно должностное лицо посылало ее к другому, а другое отсылало назад к первому, и так она и ходила взад и вперед, а я, слушая ее, подумала, что оба эти должностных лица, очевидно, были приняты на службу за уменье отвиливать от своих обязанностей, но вовсе не для того, чтобы их выполнять.
- А сейчас, - продолжала Лиз, еле переводя дух, потому что все время бежала и вдобавок была чем-то испугана, - сейчас, Дженни, твой хозяин идет домой, да и мой за ним следом, - а что будет с мальчиком, не знаю; помоги ему бог, но мы ничего для него сделать не можем!
Женщины сложились и, набрав несколько полупенсов, поспешно сунули их мальчику, а тот взял деньги, как в тумане, с какой-то полубессознательной благодарностью и, волоча ноги, вышел из дома.