Бедный Чао также погиб жертвой ненависти, затопившей всю Америку, к раскосым народам Азии.
Чарская и Комов, может быть, обязанные ему своим будущим счастьем, искренно оплакивали его участь и вспоминали, готовясь к отъезду, с любовью и тайной грустью его смешную манеру говорить, его походку и те случаи из его жизни, какими он доказал свою безграничную верность, честность и преданность.
Через десять дней после такого неожиданного и ужасного конца Холодного города Комов и Чарская уезжали на турбоходе «Вперед» к берегам Европы на свою далекую любимую родину.
Оба они были взволнованы как последними событиями, так и тем, что им сулило ближайшее будущее.
Турбоход мчался как гигантская играющая рыба, как бы выскакивая из воды, перелетая через волны и скользя по их изумрудной стеклянной поверхности.
Наступили уже сумерки. Комов и Чарская сидели молча на террасе кафе и засмотрелись на безбрежный простор океана, слушая всплески волн и их вечный ропот.
Невольно взоры их обращались с запада, который олицетворял собой то, что «было», к востоку, где их ждало то, что «будет».
«С востока — свет», — прервал Комов молчание, когда заря потухла и зажглись первые мерцания звездочек.
Эти слова таили обещания новой зари занимавшейся для них новой жизни на родине.
