Гарри должен показать, что они имеют дело не с каким–то там простофилей. Сотворить что–то кровавое и крутое, непредсказуемое, чтобы его не успели остановить. Тогда они дважды подумают, чтобы еще хоть раз встать у него на пути.
Ему нужен знак. Гарри твердо верил в божественное провидение. В конце концов, разве он не один из избранных, кому все в жизни преподносится на блюдечке? Он мог бы предпринять кое–какие меры, чтобы найти подсказку – но тогда потребовалось бы, чтобы кто–то пришел и прочел знаки. А он не может позволить себе терять время.
Гарри закрыл глаза и сосредоточился всем телом и душой, злой и напряженный, как ребенок, отчаянно выпрашивающий игрушку к Рождеству.
– Дай мне знак, – громко произнес он. – Укажи, что делать.
И тут зазвонил сотовый. Гарри вытащил его из кармана и поспешно со щелчком открыл. Просите и воздастся вам.
Это был Донахью. Он, как обычно, подметал гараж и обнаружил два мертвых тела на заднем сидении «порше». На земле была кровь, которая не принадлежала трупам. И к влажной стене прицепилась пара длинных светлых волосков.
Такаши доложил Гарри, что избавился от ее тела через вход под водой, кусок за куском. И Гарри так захватила идея, что ему захотелось выспросить красочные подробности
Сейчас–то он понял, что ему стоило это сделать. Потому что Такаши О'Брайен, правая рука Гарри последние три года, предал его.
И Женевьева Спенсер все еще жива.
Глава 18
– Пусти меня, – выдохнула Женевьева, уткнувшись носом в ковер, где водилась бог знает какая зараза. – Мне больно.
Питер освободил пленницу и отступил, со стуком закрывая за собой дверь.
– Ты заслужила. Когда уже научишься мне доверять?
Женевьева села, потуже завернув простыню, прислонилась к изножью кровати и потерла руку.
– Никогда, – тускло ответила она. – Вообще–то я не пыталась на тебя напасть. Просто боялась, что ты не придешь, и обрадовалась.
Он уставился на нее:
– Никогда не прыгай на мужчину, неважно, как рада его видеть, если не убеждена, что он не опасен. А ты в курсе, что я не из таких.
Да, она была в курсе. Не так давно имела случай убедиться, как он убил человека, и знала, что за ним не заржавеет проделать такое неоднократно, ни секунды не раздумывая. От этой мысли мурашки должны бежать по телу.
Однако она уже миновала сей этап. И просто–напросто была в душе благодарна, что он может убить, защищая ее, Женевьеву.
– Прости, – пробормотала она.
Питер принес кипу пластиковых пакетов, которые уронил наземь, когда Женевьева набросилась на него. Не глядя на нее, он собрал их снова со словами:
– Прости? Ты искренне извиняешься? Какой же наркотой тебя кормил Такаши?
До нее дошло, что Питер ее дразнит.
– Что в пакетах? – меняя тему, спросила она.
Он обернулся. Женевьева сидела у его ног – психологически не в очень хорошей позиции. Она невольно подтянула повыше простыню.
– Запасы. Включая кое–какую одежду для тебя. Тут недалеко круглосуточный «Уолмарт». Наверно, эти шмотки не совсем в твоем обычном стиле, но все же прикрывают получше простыни. А что это такое ты нацепила на стопу?
Запамятовав, она посмотрела на ноги.
– Наволочка, – смутилась Женевьева, стягивая тряпку с ноги.
– Ноги замерзли?
Она потрясла головой:
– Пыталась вышибить окно.
На секунду он лишился дара речи.
– Наверно, так ты и руку повредила?
«Наблюдательный ублюдок», – подумала Женевьева, а вслух произнесла:
– Только немного, – поднимая руку и сгибая пальцы. Вернее, пытаясь. Те затекли и опухли.
– Иди в постель, – приказал он. На какое–то мгновение воцарилось неловкое молчание: оба вспомнили, при каких обстоятельствах Питер произнес ту же фразу. А потом он разрушил морок, добавив: – И не надейся. Просто хочу взглянуть на твою руку.
Женевьева поднялась на ноги, но к кровати не подошла.
– Не надо трогать мою руку – с ней все будет хорошо. Где одежда?
Питер швырнул ей один из больших пакетов. Она не рассчитала и попыталась схватить его больной рукой: пакет приземлился на постель, но во всяком случае Женевьеве удалось подавить крик боли.
– Наверно, опять собираешься запереться в ванной часа на полтора, – предположил Питер, роняя остальные покупки на другую кровать. По–видимому, предназначенную ему. Женевьева ведь ничего особенного собой не представляет, как он заявил.