Время еще было, и Мишка не поленился сгонять на второй этаж, туда, где под стеклами витрин проживало воинство дореволюционного князя Феликса… Шевелиться тот еще не мог, но уже разговаривал, и цену заломил очень даже конкретную: двадцать пять процентов, четверть всей жизненной силы, что в Мишке оставалась, дескать, второй раз все намного труднее будет Мишку отстоять перед Его большеротым величеством… Мишка про себя уже принял решение, но, на всякий-провсякий, вежливо обещал подумать…
Самый неприемлемый вариант — категорически неприемлемый — это звонница, с последующей присягой Мраку, следующий за ней — отдать четверть себя кровососу Феликсу…
Нет, все-таки самый неприемлемый — это быть попросту сожрану 'анпиратором' Павликом…
А пока — во двор, выжидать и бояться…
Мишка уж так и эдак следил за собой и зрением своим: и к небу голову запрокидывал, в надежде узреть в реденьких облаках что-нибудь обнадеживающее, типа знака, лазейки, да хотя бы сгущения до уровня дождевых туч, следил за полетом птиц, сравнивал оттенки оранжевого по стенам замка в тени и на солнце, прислушивался к трепу охранников на опустевшем дворе…
Да Мишка и на этого медного железного чугунного истукана не побоялся бы посмотреть, пусть даже глаза в глаза… просто не хочется… Тварь он, гад, сволочь!.. В пыль тебя растолочь! Ну, Павлик, погоди!.. Ой, это у него эмоции опять с резьбы соскакивают, нельзя! Стоп! Отвлечься и думать креативно!
Узорчатые ворота заскрипели и захлопнулись, не сами, разумеется, человеческими руками, но Мишке, если честно, до этих людей и до этих рук… Сначала закрылись ворота наружные, ведущие от стен замка во внешний мир, потом тихо зашумели, смыкаясь, створки внутренней ограды… А Мишка смотрел и смотрел, не обращая внимания на решеточные прутья-копья туда, где вольные люди идут, куда им вздумается, смеются, пьют лимонад, слушают музыку… Отсюда самих людей не видно, только 'тыл' конной статуи Петра Великого на высоком постаменте, но они там есть, даже слышны голоса… И здесь человеки наличествуют, ведь кто-то закрывает вручную прозрачные чугунные ворота… Закрывают, да, но Мишка их в упор не… Кто там крадется! Кто это!? Почему сюда???
Невысокий темный силуэт… человеческий… женский… проскользнул — Мишке показалось, что прямо сквозь чугунную ограду… Крадучись идет, тихая такая, явно что от неуверенности…
— Света! Светка, ты!? Ййолки зеленые, наконец-то! Это я!
Девушка вздрогнула и остановилась, прислушиваясь. Рука ее нырнула в маленькую наплечную сумочку… трубку вынула… Неистовая Мишкина радость мгновенно сменилась ужасом: она ведь тоже его теперь не увидит и не услышит! Как же так!.. Не может такого…
— Миша, ты?.. Мишель, ау… — Света тихо засуетилась, стала стучать пальцем по экранчику смартфона, вертеть головой во все стороны… Замерла… Мишке показалось, что в наступающих сумерках глаза ее словно бы стали ярче, зеленее…
— Мишка!.. Я тебя вижу! Мама дорогая!.. Как ты здесь… А я тебя уже сутки ищу!.. Мишка, ёкэлэмэнэ!.. Да ты живой ли!? Нет, нет, нет, всё, всё, сама вижу, что живой!. Иди скорее сюда, руку дай!.. Дай мне руку!.. Как же ты так!? Просто коллапс какой-то!
Мишка подал Свете правую руку, а свободной левой попытался ее обнять — и это ему удалось. Он даже чувствует ее тепло, а она, небось…
— Бр-р! Мишель, ты весь из себя мерзлый объект из… холодильника! Будем лечить! Давно здесь?.. А то я звоню — нет тебя! Я по следу — и след потерялся…
— Да я…
— Ты чем питался все это время!? Не ранен? Горе луковое! Вроде бы изможден, а вроде бы и силы пока есть?.. Мишель?
— Да, этой питался… Ну, синяя такая субстанция, когда люди сердятся или что-то в этом роде… аурой светятся, вот. А так не ел, не пил. И не хочется.
— Надо говорить — маной. Когда эти штуки-пуки, ауры, излучения, становятся добычей, они называются маной. Кто же тебя в такую беду подставил?
— Некий Жора, с-с… скотина! Обманом заставил меня с ним поменяться местами. И вот он смылся, сволочь, а я здесь.