— Ваша светлость, насчет себя — согласен. А с девушкой — ну сами же видите, что Авралка из нее сил немеряно высосала… Проще к Павлику в пасть швырнуть!
— Швырни, толковая мысль. Нам обоим сразу же гораздо проще будет решать свои вопросы. Итак?
— Она будет со мной, и никак иначе. С меня десять, с нее пять. Эти пять — в натуре тоже с меня, а не с нее. С меня — но за нее. Или ухожу. Решай сам.
Феликс переступил ногами на своем бронзовом плоском постаментике, вынул руки из карманов брюк и сцепил их в замок пред собою, закрыв рот.
— Ты наглец и амикошон, дубина, мужлан, плебей. В иные времена ты бы уже был за дверью, выгнанный в тычки!.. Но мне чем-то нужно кормить эту свору бездельников и дармоежек, что меня окружают… в прямом и переносном смысле этого слова… иначе, в одну безлунную голодную ночь… чернь всегда чернь, хоть в бронзе она, хоть в граните, в любой ипостаси чернь и толпа, не только во плоти. Будь по-твоему: пятнадцать с тебя и два часа укрытия. Или уходи, торговля закончена. Решай сам.
Князь Феликс был взбешен Мишкиной твердостью и явно дошел до черты, за которую он уже не перейдет… Да, это очевидно, посему надо брать, что дают.
— Согласен.
Мишке очень хотелось уразуметь, хватит ли этих двух часов, чтобы продержаться до рассвета, а если не хватит — каков зазор по времени? По логике — понятно, что не хватит, иначе бы этот Феликс не назначал два часа, сказал бы, что да, что до рассвета, вот и всё… Эх, жаль, что он филонил на уроках астрономии… Во сколько рассвет в питерских широтах на границе лета и осени? — Он не помнит, даже питерскую широту не помнит… где-то градусов под шестьдесят северной… Спи, спи, Светик, пока все ок, набирайся сил… Долгота — ну, здесь проще: пулковский меридиан, и разница с гринвичем… нет, бесполезно. Эх, был бы настенный календарь под рукой, как у них дома был, на кухне… пока она не сгорела вместе с родичами… Там и рассветы были обозначены, и лунные фазы… Мишка напрягся, в попытке включить внутренние резервы мозга: типа, зажмурил глаза — и перед внутренним взором фотографический отпечаток нужного листочка… Ничего подобного.
Света застонала, глаза ее вновь бездумно открылись. Лежала она просто на каменном полу возле окна, там, где Мишка и в прошлую ночь сидел-прятался. Голову ее Мишка положил себе на колени, а сам сидел — ноги калачиком, чтобы Светке удобнее. Он даже сначала обнял ее за плечи, чтобы согреть, но быстро сообразил, что может получиться наоборот: это Светик теплая, как и полагается живому человеку, а он…
— Миша, холодно мне. Похоже, я умираю… Лицо у Светы бледное, почти белое, на устах нечто вроде виноватой улыбки… И Мишку пробил ужас, да такой яркий, куда там Павлику насылать!.. Она не врет, она так действительно чувствует…
И, как всегда в стрессовых ситуациях, извилины в Мишкиной голове стали вибрировать шустрее обычного… Крови нет, ран нет, смертных заклятий тоже наверняка нет, стало быть — причина в Авралке, та выпила силы из Светы, ауры лишила… Надо восполнять, но как?
— Светик, Светик, Светик, ау! Ку-ку! Алё! Все хорошо, просто тебе нужно подкрепиться! Тонус наберешь — и все будет ок! Можешь подсказать, как… это сделать для тебя?
Света слабо покачала головой из стороны в сторону — нет, она не может подсказать… просто сил у нее нет, чтобы думать и подсказывать… спать…
— Света, очнись! Глаза нельзя закрывать! Нельзя! — Мишка беспомощно оглянулся по сторонам…
Ого! А тут прежнее сонное болотце вон как взбаламутилось: князь Феликс стоит спиной к нему, весь в мертвом напряжении (оборону держит, отвлечься ни на что не может, злой-презлой, по ауре чувствуется!) а его подданные тихо ропщут — на него, на Мишку, что он шумит и ненужные волны гонит, императора Павлика приманивает!.. Да плевать на них на всех, он заплатил! Что же делать-то?..
— Светик! Не спи! Можешь меня за руку укусить, а? Или за палец? И пару глоточков, как в фильмах?
И опять она головой отрицательно, еле-еле уже, лишь коленями почувствовал… От отчаяния Мишка решился сам придумать колдовство, на авось, надеясь только на абстрактную логику: он приблизил к лицу девушки свое лицо, свои губы к ее губам, прижался к ее полуоткрытому рту своим ртом — а на языке и деснах все еще остатки обжигающей гнили от Авралкиных косм — и то ли дунул, то ли крикнул, оставив в мозгу всего лишь один помысел, один приказ: это не поцелуй, Светка, просто живи!
Девушка вздрогнула — и очнулась! Помогло! Вот теперь — явно в разум вошла, даже сесть пытается…
— Мишель, больно!.. Где мы!? Здесь опасно, уходим! — А голосок слаб, все еще еле слышен.