Переписывалась с многими. Люциус, Джейн, Антонин, Фелисия и Натан Нотты. Неожиданно, к моему вящему удовольствию, к этим именам прибавились такие кадры, как Рита Скиттер, Флёр де Лакур и Том. С Ритой мы общались о многом, в основном обменивались вырезками газет, журналов и кое-какими слухами и историями; не забывали обсудить моду, личные дела и кое-каких общих знакомых. Если подругу я в ней пока и не видела, то хорошую знакомую и сильную союзницу разглядела бы даже сквозь пальцы. После окончания Шармбатона она определённо направлялась в Англию и поступала на заочное обучение в Гарвард. Девочка хотела быть журналистом, я не видела ничего плохого в том, чтобы учиться вместе с ней. Хотелось всего и сразу, но я пока выбирала между юриспруденцией и бизнесом. В медицину больше не полезу никогда, как бы я её не любила.
С Флёр мы больше болтали о пустяках, но порой обменивались достаточно ценными сведениями касательно бытовых заклинаний, схемы плетения кружев, причёсок и фасонов платьев. Вот она как раз была такой легкомысленной подругой, которой мне всегда не хватало. С ней мы тоже часто, как и с Ритой, связывались по двусторонним зеркалам. Удобно, быстро и практично, отличный аналог Скайпа. Мне нравилось.
Письма Тома были особенными. Они были пронизаны каким-то странным спокойствием, уверенности во мне, в грядущем дне, во всём, в чём только можно было сомневаться такой маленькой и параноидальной мне. Он часто советовал интересные книги, которые мы после и обсуждали. Серьёзные темы в письмах мы не поднимали, прекрасно понимая, что сову можно перехватить, а пергамент защитить довольно трудно.
После ответов на письма, когда за окном ещё не окончательно рассвело, а стрелки на часах показывали начало восьмого, я спускалась вниз, чтобы поздороваться с родичами и утащить в библиотеку Беллу. С семьёй я, в основном, встречалась на трапезах, таких как обед, чай и ужин. К завтраку я почти никогда не спускалась, родичи уже привыкли к тому, что их гениальная Нарцисса живёт своей жизнью.
После того, как моя сестра посетит завтрак, мы шли в библиотеку, где до зубодробления заучивали заговоры, связки заклинаний, руны, даты, имена, правила и исключения. После мозгового штурма я обычно выходила на улицу, где гуляла в одиночестве около часа, обдумывая всё, что меня беспокоило, просчитывала варианты развития событий и пыталась предугадать будущие косяки. В общем, времени зря не теряла.
После всего этого был обед, на который обязательно собирались все Блэки. Там обменивались информацией, догадками и подозрениями, но о действительно важных делах особо не говорили, всё-таки дети рядом. После обеда я снова шла в библиотеку, но теперь уже писала эссе и читала учебники за свой курс. В школе это часто меня выручало, ведь свободного времени там было в обрез, а поспать лишние пару часов хотелось.
Ужины в Блэк кастле проходили так же, как и обеды. Собиралась вся семья, но интриги не плели, непростительными не кидались и вообще вели себя культурно, как подобает аристократам. После обычно плотного и вкусного ужина родственники собирались в главной гостиной, где рассказывались интересные семейные истории, читались книги и вязались восхитительные кружева. «Вечерние моционы» я никогда не пропускала, иначе Рита откусила бы мне голову. Она была искренне уверена, что это восхитительный источник информации. В чём-то девушка была права, ведь здесь говорилось о многом и дельно.
Вернувшись в комнату, я смотрела на часы и всегда находила их стрелку где-то в районе восьми часов. Сгрузив книги, набранные в библиотеке для «лёгкого чтения», я приводила растрепавшуюся причёску с помощью заклинания в порядок и усаживалась за стол, на довольно жёсткое кресло с высокой спинкой. Там у меня был аналог привычного нам компьютера, большое зеркало для связи с несколькими каналами. Там я созванивалась сначала с Ритой, а потом с Флёр. И если перед виртуальной встречей с Ритой я раскладывала перед собой газетные подшивки, тетради и перьевые ручки, то перед тем, как увидеть Флёр, я запасалась каталогами кое-каких товаров, выписанными рецептами зелий и связок заклинаний, и журналами о моде.
Всё это мракобесие продолжалось где-то до десяти вечера, на беседу с каждой я тратила примерно по часу. Закончив с обменом информацией, я купалась в приготовленной домовушкой ванне, снова мыла голову (из-за библиотечной пыли это приходилось делать по два раза на дню) и, надев ночную рубашку и халат, устраивалась перед камином. Там я приводила волосы в относительный порядок, сушила их заклинаниями и заплетала косу. После чего мне подавался чай, какао или горячий шоколад с каким-нибудь пирогом или печеньем, которые уплетались под чтение и выписку интересующих меня моментов на пергамент. Ложилась спать я где-то в одиннадцать, заводя стоящий на тумбе будильник на шесть утра и обнимая Лютика. Котик исправно спал со мной, в то время как Иви впадала зимой в спячку. Мой фамильяр вообще был животным свободолюбивым и полностью самостоятельным. На постоянном присутствии рядом я не настаивала, всё-таки у каждого должен быть хотя бы намёк на личную жизнь и гражданские свободы.
Так продолжалось вплоть до Сочельника. Меня такая жизнь устраивала, было что-то чарующее в подобной размеренности. Да, не хватало какого-то движения, приключений и выбросов адреналина, но было терпимо и даже уютно. Но всему, как известно, в этом мире приходит конец.
Как-то незаметно подошло 27 декабря. Праздновать собирались именно сегодня, бал должен был затянуться до четырёх утра. Моя домовушка во всеобщей канители задействована не была, так что проснулась я как обычно, даже ванну успела принять и позавтракать, пока в комнату не ворвалась сестра.
— Сочельник! — выдохнула она и остановилась перед дверью.
Я улыбнулась и встала из-за стола, чтобы обнять Беллу.
— С праздником, дорогая, — прошептала я куда-то ей в шею. — Всё обязательно получится.
— Надеюсь, — девушка покачала головой и слегка улыбнулась. — На празднике ведь будет Люциус. Помолвка, любовь… ты не думаешь, что приняла решение слишком рано?
— Не думаю, — я покачала головой, возвращаясь к письмам.
Я как раз писала ответ своему незадачливому жениху, который умудрился напутать что-то с зельями, из-за чего получил нехилый такой нагоняй от отца. До прихода сестры я смеялась над этим до слёз, а теперь лишь задумчиво проводила пальцами по пергаменту, пытаясь угадать места, где бумаги касались пальцы Люциуса.
Парень был родным. Добрым, нежным, любимым, загадочным и понятным одновременно. Это был именно тот человек, с которым я была готова связать жизнь, несмотря ни на что. И нет, моя уверенность в чувствах не дрогнула от такого пустякового, по сути, вопроса. Это была даже не влюблённость, не любовь, а что-то более сильное и глубокое, родство душ в самом его глубочайшем и чистом проявлении.
Я просто могла часами смотреть на то, как он вырисовывает что-то в своём альбоме, положив ему голову на плечо, следить за его ровным дыханием, замечать едва мелькнувшую улыбку на губах, привычно давать «пять» при победе на поле, прямо в полёте. Просто могла смотреть в его нереальные глаза цвета плавленного железа и замирать, внутренне сгорая. Просто могла тихо любить, находя в осторожных касаниях взаимность.
И пусть снаружи я часто была холодной, часто можно было уличить меня в скупости эмоций, но я любила. Сильно.
— Прости, — шепнула Белла и обняла меня сзади, заставляя отвлечься от писем. Оказывается, по моим щекам уже текли слёзы. Я улыбнулась и вытерла их рукой.
— Иногда у меня такое ощущение, что все против меня, — прошептала я, утыкаюсь сестре в плечо, повернувшись к ней лицом в кольце обнимающих рук.
— Я всегда буду с тобой, — буркнула она мне в голову и тихо рассмеялась. — И Люциус тоже, можешь даже не сомневаться.
***
Время подходило к восьми. Я стояла в своей комнате и придирчиво оглядывала своё отражение. К тринадцати годам я была уже достаточно высокой, где-то метр шестьдесят или около того. Люциус был выше меня сантиметров на десять точно, между прочим. Белла тоже была выше, высокая, статная, она походила на богиню древнегреческих мифов. Я вздохнула и поправила складки платья. О нём стоит поговорить отдельно.