Далее в папке я нахожу схемы каждого из модулей кораблей. Все они производились в различное время различными агентствами и конструкторскими бюро. Есть ощущение, что некоторые из них доделали всего пару месяцев назад, а некоторые — около года. Фаулер говорил мне, что план разрабатывался уже на протяжении некоторого времени, но точно ясно, что они очень спешили его закончить. Некоторые страницы в папке лежат не по порядку, а некоторые вообще отсутствуют.
Как и члены команды, модули кораблей представляют собой мешанину, собранную из чего только возможно и сваленную в кучу в отчаянной попытке спасти человечество. Но это лучшее, что у нас есть.
У меня возникло много вопросов после того, как Фаулер вкратце рассказал обо всем, и некоторые из основных я задал. Но осталось множество более детальных, которые, если на них не ответить, могут похоронить всю нашу миссию. Кое-что прояснилось после прочтения папки с документами, но далеко не всё. Может, тут в конце есть рубрика «Вопросы и ответы», а может, на некоторые вопросы ответов просто не существует.
В любом случае мне нужно запомнить все, что смогу. Человечество бросает кубик в последний раз, и мы должны быть уверены, что сделали все возможное, чтобы увеличить наши шансы.
Фаулер включает экран, на котором тут же возникает надпись «Операция Первый Контакт».
— Всем здравствуйте. Рад вас приветствовать в Космическом центре Кеннеди. Меня зовут Лоренс Фаулер, я директор НАСА. Во-первых, запомните, что это был последний раз, когда вы вот так все вместе собрались перед обедом. Нам нужно многое обсудить и составить план, при том что времени у нас очень мало. Через несколько часов большинство из вас на сверхскоростных самолетах отправятся к своим точкам запуска по всему миру: в Россию, Гвиану, Японию и Китай. Здесь останутся доктор Чэндлер и доктор Синклер, мистер Уоттс, а также майор Хэмпстед.
В течение шестнадцати часов мы начнем запускать компоненты кораблей. Первые модули будут нести только запасы еды и инструмент, но не людей. Нам нужно проверить, как артефакт отреагирует на их появление на орбите. В зависимости от того, что мы увидим, будут скорректированы дальнейшие действия.
Я не собираюсь сейчас проговаривать все этапы миссии и все риски — вы их и так знаете. Сегодня поговорим о неизвестных аспектах предстоящей миссии и составим максимально возможный план действий.
Нажав кнопку, Фаулер вызывает на экран ту же симуляцию, что он показывал мне в Эджфилде: корабли формируются в космосе, а затем начинают свой полет к артефакту.
— С того момента, как зонд обнаружил артефакт, в дело вступили наземные телескопы. Согласно их наблюдениям, объект находится между орбитами Земли и Венеры, то есть примерно в двенадцати с половиной миллионах километров или в половине световой минуты от нашей планеты.
На экране появляется следующий слайд, на котором изображена встреча двух кораблей с артефактом.
— По нашим примерным подсчетам полет до цели Альфа займет около четырех месяцев. Как только вы доберетесь туда…
Он только что пропустил несколько моих вопросов, так что я вынужден, как первоклассник, поднять руку.
— Доктор Синклер?
— Просто любопытно. А артефакт — Альфа — перемещается?
— Да.
— Каков вектор движения?
— Ну, у нас есть только данные за двадцать пять часов наблюдений, но похоже на то, что он направляется к Солнцу.
— Скорость объекта растет?
— Понемногу, — медленно кивает Фаулер. — Более точных данных у нас нет.
— Понял. Но давайте представим на мгновение, что вы экстраполировали имеющиеся данные. Какой путь будет у объекта? Он встретится с Венерой или Меркурием?
— Нет. По нашим оценкам, он достигнет Солнца, но точное время мы не можем назвать.
В комнате повисает такая тишина, что можно услышать звук от падения булавки на пол. Мин смотрит на меня, понимая, к чему я клоню.
— Потому что вы не знаете скорости. У вас мало данных.
— Верно, — говорит Фаулер, и по его глазам видно, что он тоже понимает суть моих вопросов. Но он все же дает мне договорить.
— Точка встречи, о которой говорилось на брифинге, установлена на основании двадцати пяти часов наблюдений за скоростью артефакта. У меня вот какой вопрос: что, если мы ошиблись? Так мы можем промахнуться на семь миллионов миль.