Хотя общая работа высших советских лидеров без Сталина в Совете министров и Политбюро, несомненно, способствовала укоренению принципов «коллективного руководства», этот процесс было бы неправильно абсолютизировать. При жизни Сталина политические тенденции, отрицавшие единоличную диктатуру, так же как и попытки повышения эффективности администрирования могли быть в любой момент подорваны. Консерватизм Сталина, его склонность к силовым методам управления, подозрительность и опасения за свою власть делали компромисс диктатора со своим окружением неустойчивым и непрочным.
Как и в 1930-е года важнейшим рычагом власти Сталина оставались органы госбезопасности, находившиеся под его исключительным контролем. Сталин назначал министрами госбезопасности полностью зависимых от него функционеров, таких, как В. С. Абакумов и С. Д. Игнатьев. Когда какой-нибудь член ближнего круга входил в слишком близкий контакт с органами госбезопасности, Сталин принимал решительные меры. В 1946 году со скандалом был снят с поста министра госбезопасности ставленник Берии В. Н. Меркулов. Соответственно, под ударом оказался и сам Берия. Наиболее важные материалы из МГБ поступали исключительно к Сталину. К ним не имели доступа остальные руководители. Монопольное распоряжение органами госбезопасности обеспечивало контроль Сталину над правящей группой. Соратники Сталина никогда не сомневались в том, что их политическая судьба и физическое существование зависело от воли хозяина. Именно Сталин нажимал на рычаги «ленинградского дела» и «дела Госплана», исход которых стал катастрофическим для двух руководителей высшего ранга. Круглосуточное наблюдение за членами Политбюро охранявшими их чекистами, исключало возможность каких-либо «сепаратных» действий высших руководителей. Несмотря на это, есть свидетельства, что Сталин приказал установить прослушивающую аппаратуру в квартирах Ворошилова, Молотова и Микояна[10].
Проводя в 1945–1951 годах в среднем три месяца в год на различных южных дачах, Сталин старался не выпускать из вида события, происходившие в Москве. Ежедневно он получал доклады и сообщения по всем интересовавшим его вопросам, принимал посетителей. Сталину направлялись проекты постановлений Политбюро и Совмина, требующих его одобрения. Он вел достаточно активную, хотя и не такую активную, как в довоенный период, переписку с соратниками при помощи шифротелеграмм и телефонограмм по линии правительственной связи. Нередко именно в период отпусков Сталин предпочитал принимать наиболее суровые меры по кадровым вопросам и делать выговоры высшим руководителям. Зная это, бывший министр госбезопасности Абакумов, умоляя Берию и Маленкова о помощи, писал им: «Может быть, было бы лучше закончить всю эту историю (расследование дела Абакумова. — Авт.) до отъезда тов. Сталина в отпуск? Говорю это потому, что иногда в период отпуска некоторые вопросы решались острее»[11]. Приученное к непредсказуемым реакциям Сталина, его окружение проявляло сдержанность и осмотрительность даже тогда, когда хозяина не было в Москве.
Как и в 1930-е годы, Сталин твердо требовал от своего окружения абсолютной преданности, периодически испытывая ее при помощи репрессий против друзей, сотрудников и даже близких родственников членов Политбюро. Так он поступил, например, с Молотовым, арестовав его жену. Демонстрируя силу, Сталин мог передвигать соратников с должности на должность, отнимать у них определенные полномочия. Приспосабливая работу Политбюро к своим целям и ритму жизни, Сталин определял распорядок и место заседаний, создавал руководящие группы внутри Политбюро, отсекая от его деятельности формальных членов Политбюро, впавших в немилость. Антиподом регламентированной, действенной и предсказуемой системы власти были сталинские политические кампании. Их целью, как правило, было усиление «дисциплины» или «бдительности», выявление «врагов». Конкретные мишени кампаний обычно были произвольными и неопределенными. Большинство таких кампаний, запускавшихся под фанфары пропагандистской машины, наносили значительный урон, в том числе расстраивали работу бюрократических систем.
Позднесталинская система руководства и управления таким образом развивалась под воздействием двух противоречащих друг другу тенденций. Одна из них предполагала создание специализированных и регулярных бюрократических структур, нацеленных на повышение отдачи советской экономики. Другая была связана с развитием диктатуры, исходила из приоритетности личной преданности функционера вождю и имела преимущественно репрессивный неформальный характер. Эта тенденция подрывала систему регламентированной бюрократии. Попытки Сталина совместить эти две тенденции характеризуются в данной книге как «неопатримониальные»[12].
12
См. подробнее: Gorlizki Y. Ordinary Stalinism: The Council of Ministers and the Soviet Neo-patrimonial State, 1945–1953 //Journal of Modern History. 2002. № 74 (4). P. 699–736.