– Вы стирали? – мягко спросил Лонгсдейл.
– Как всегда, в последний понедельник месяца…
Консультант выпустил ее руку и повернулся к комиссару. Миссис Хьюз чуть не свалилась со стула – полицейский едва успел ее поймать.
– Последний понедельник октября, – сказал Лонгсдейл. – Двадцать шестое число.
– Хорошо, – недовольно буркнул комиссар. – Келли, с двадцать шестого октября. Кто-то же должен был искать пропавшую молодую женщину.
– Да, сэр.
– Ну так не стой столбом!
Полицейский выскочил из столовой, на ходу осенив себя крестом, когда пробегал мимо Лонгсдейла. Пес презрительно фыркнул.
– Она прикасалась к ребенку, и на ней была кровь матери, – сказал консультант Бреннону.
– Вот почему ваш пес учуял… Ладно. Хотя какая разница, двадцать шестое или тридцатое. Это уже непринципиально.
– Она родила двадцать шестого, а значит, могла утопить его двадцать восьмого. – Лонгсдейл угрюмо взглянул на комиссара. – Три дня до Самайна.
Бреннон побарабанил пальцами по папке.
– Итак, Маккарти не имеет отношения ни к абортам, ни к зачатию ребенка.
– Ну, она могла сначала обратиться к нему за абортивным средством…
– Доктор не дал бы ей такого, судя по отзывам его начальства и пациентов. Он двадцать восемь лет работал врачом в муниципальной больнице для бедных. В муниципальной больнице! Вы хоть знаете, что это значит?
– Нет.
– Там лечат нищих, бродяг и малоимущих. А ведь Маккарти после окончания университета получил приглашения в самые лучшие больницы. Вот они, все здесь – он хранил их у себя, на память, наверное. Но так и не ушел.
– Да, – сказал Лонгсдейл, разглядывая портрет девушки, который художник набросал со слов миссис Хьюз.
– Шесть лет назад наш доктор перенес тяжелую ангину и больше не мог практиковать. Незадолго до этого он получил небольшое наследство, купил дом и стал его сдавать. Соседи на него молились – не каждый наскребет денег на врача, а он никому не отказывал в совете. Так что он как раз способен броситься на помощь одинокой женщине, даже если увидит ее первый раз в жизни. Чего не скажешь о нашей жертве номер три. – Натан взял со стола листок бумаги и помахал. – Это наша последняя на данный момент жертва.
Лонгсдейл оторвался от изучения портрета.
– Уверены?
– Аптекарь. Джонас Кавана. Его опознали мать и брат. Риган продолжает обыскивать его аптеку. В тайнике под полом кладовки уже нашли гору средств для абортов.
Лонгсдейл рассеянно кивнул и отвернулся.
– Я не могу понять только одного. Ну ладно, Колин Мерфи – случайная жертва, тварь была голодна и сожрала первого встречного. Ладно Кавана – он продал матери абортивное средство, хоть оно и не подействовало. Но почему отец Тайн и Маккарти? Они были хорошими людьми… Неплохими, по крайней мере. Так какой смысл…
– Перечитали рождественских сказок? – вдруг процедил Лонгсдейл.
Бреннон аж вздрогнул. Консультант швырнул портрет девушки на стол и отвернулся к окну. Комиссар смотрел на хищный профиль на фоне темнеющего неба и поймал себя на том, что впервые видит консультанта раздраженным.
– Хорошие люди, плохие люди – какая к черту разница?
– Ну, если бы речь шла об обычном убийце, я бы с вами согласился. Но это же дух.
Лонгсдейл фыркнул:
– Вы что, всерьез считаете, будто неупокоенная душа невинного крохи пойдет мстить старым грешникам, которые довели дитя до могилы?
– Ну…
– Ну так выбросите этот бред из головы. – Лонгсдейл резко обернулся, и Натан не узнал его лица. – Этой твари плевать на плохих и хороших. Она ищет себе добычу, и первыми стали те, кого она помнит. Они всегда так делают. Это последний шаг от человека к нежити.
Бреннон не узнал консультанта. Его голос стал глуше, ниже и насмешливей; его взгляд, полный издевки и гнева, его осанка, даже скривленная влево усмешка…
«Другой», – подумал Натан. Пес не сводил с комиссара глаз.
– О да, – прошипел Лонгсдейл, – и добрый священник, и славный доктор – и множество других людей, до которых тварь доберется, когда убьет всех, кого знала. Нет доброй нежити, карающей злодеев. Есть твари, выползающие с той стороны кошмаров, и только.
– Так оно не остановится? – спросил Бреннон.
А он-то думал… он-то надеялся… Втайне у него была постыдная надежда, что, убив всех, кого знала, эта гадина утихомирится.
– Нет, – усмехнулся консультант, и угол его рта снова приподнялся в кривой улыбке. – Его сила будет расти и требовать новой пищи.