«Как животное на бойне, со всех сторон зажат, и не вырваться, – оценил Алик. – Только орать как-то стыдно. Вот так люди и погибают, не успев осознать».
– Ты убрал бы ноги с моей головы, а то вылезать надо, – попросил родственник, толкая Алика…
Они вылезли через пассажирскую дверь, как через люк танка и увидели, как к ним спешат люди, пассажиры злополучного автобуса, проваливаясь по колено в снег.
– Что случилось?
– Как вы?
– Все в порядке?
Участливые вопросы вернули в реальность.
– Все нормально, мужики, – сказал водитель, испытывая к ним поистине теплые чувства.
Шутники могли уехать, но остались. «Ниву» вытащили на трассу на руках. Поставили. Проверили, заводится ли. Машина оказалась целой и работоспособной. Поехали дальше…
– Почему на Севере дорога буграми идет? – спрашивал Алик.
– Дорогу лихие люди строили. Не понравится мастер или начальник, жизни лишали, а тело укладывали под полотно. Мертвецы гниют, образуются пустоты, вот плиты и проваливаются, – отшутился родственник, сохранив серьезные интонации.
– В этих местах, наверное, зверья много, – предположил Алик.
– Есть такие двуногие, – согласился водитель, думая о своем.
– Нет, я говорю о том, что в лесах водится, – уточнил Алик.
– До прихода человека леса шуршали от обилия дичи, – сказал водитель. – Но все постреляли, природу нефтью залили. В лес пойдешь, осторожнее будь.
– А что такое? – спросил Алик.
– Зверье от нефти мутировало, – ответил водитель и незаметно для Алика подмигнул родственнику. – Охотники в лесах вокруг маленького нефтяного города уже давно привыкли к виду черных медведей, зайцев, уток, гусей и куропаток. Это зверье шастает зимой и летом одного цвета не в силу генетических особенностей организмов, а в силу порывов нефтепроводов, фонтанирования скважин и разливов ямо-амбаров, куда нефтяники сливают всю грязь, образующуюся при бурении скважин. Черные почитаются на Севере, как юродивые на Руси, как коровы в Индии, и стрелять их, обиженных жизнью, считается большим грехом. Их при встрече обходят стороной и милиция, и простой народ, а громадные черные зайцы-переростки со слипшейся, замазученной шерстью идут мимо, оставляя зимой на снегу, летом на мхах устрашающе черные следы. И жрут они, падлы, одну нефть, и самих их есть нельзя. Замирают охотники в кустах с трепетом в сердце, опасаясь, как бы черный заяц их не заметил, потому как ходят слухи, что и убить их нельзя, а укус их смертелен. Чтобы не навлечь гнев Черного, требуется смирение…
– Перестань, а то запугаешь человека, – весело смеясь, прервал водителя родственник. – У нас только одних черных как грязи – с южного запределья российского – азеров, казахов и прочих. Что их сюда, в морозы, тянет, ясно. К нам они за деньгами едут, на российской земле жиреют, а русских на своей земле притесняют и гонят с обжитых мест. Вот правда жизни, точнее, горе.
– А на Севере вода горячая есть, чтобы помыться с дороги? – продолжил расспросы Алик.
– Конечно. Выходишь на улицу, снегу нагребешь в ведро, топишь его на плите и умывайся, а хочешь – ванну набирай, – продолжил игру водитель. – Кстати, осталось семьдесят километров. К Карамовке подъезжаем…
Пост ГАИ отозвался радостью в сердце. После безлюдной трассы с редкими автозаправочными станциями, такими редкими, что проехать на Север было невозможно без полной канистры в багажнике, признаки цивили¬зации радовали: кафетерий со ска¬зочным названием «У трех дорог», надеж¬ное здание поста, направляющие оградки, бронетранспортер, вооруженные автомата¬ми милиционеры…
– Осталось сорок пять километров, – сказал водитель. – Смотри направо.
Побледневший от времени журавль заглядывал в колодец и что-то высматривал. Скорее всего есть ли там вода. Когда-то он вытаскивал клювом ведра с водой для романтичных и основательных первопроходцев Крайнего Севера. Но этот период прошел, нахлынула вторая волна переселенцев, готовая использовать обжитые места, и в глубине колодца упокоилась тина и брошенные беззлобными отдыхающими пустые бутылки, и не было отклика на интерес птицы. Рядом догнивали два покосившихся от одиночества навеса и покоился громадный первозданный камень с надписью, по¬священной первопроходцам.
– Симпатично, – вынужденно похвалил Алик, чтобы не обидеть.
– Осталось тридцать пять, – возвестил шофер, когда «Нива» взлетела на огражденный мосток. – Пяку-Пур.
О происшедших на дороге авариях напоминало редкое кладбище, устроенное вдоль обочины. От нечего делать Алик посчитал: на отдельных участках дороги количество надгробий до¬ходило до трех на один километр. Каждые триста тридцать метров – человек, а то и семья, свободнее, чем на кладбище, но жутко. Некоторые могилы ухожены: красивый памятник, ря¬дом скамеечка, вокруг ограда, возле па¬мятника цветы. Мысль о смерти ви¬тала над этой дорогой. Лихой народ.