Дураков среди замов не было. Все хотели работать, точнее получать свои достаточно пухлые зарплаты, посему в своих ответных речах они стремились не только одобрить предложение Генерала, но и существенно его улучшить. Заговорили наперебой, то об увеличении суммы контракта, то о вполне приемлемых ценах на продукты, то о необходимости скорейшей оплаты контракта, чтобы многострадальные рабочие быстрее получили продукты. Последнее предложение Генерал похвалил и приказал быстрее перечислить деньги, а с выплатой зарплаты рабочим немного подождать… в считанные дни деньги ушли в Германию.
***
Командировочные на Семеныча свалились, как первая брачная ночь. Он рассматривал редкостные в советской стране доллары и пьянел от счастья. Он рассматривал их на работе и дома, на столе и на просвет, нежно гладил их пальцами, смакуя неровности бумаги, горделиво показывал их родным, друзьям, знакомым, упиваясь завистливым удивлением на их лицах. Доллары были в диковинку, как ананасы и туалетная бумага.
Американские президенты смотрели на Семеныча с серо-зеленых бумажек ободряюще и возбуждающе. На ночь он клал их под подушку на сон грядущий, чтобы последним разумным актом перед входом в царство Морфея стало осязательное ощущение богатства. Единственное, что слегка тревожило Семеныча, это то, что Кошельков приказал ехать одному, не брать с собой товароведов:
– …, Толя, кто лучше всех определит качество продукта? Да тот, кто привык есть от пуза. Ты все разберешь не хуже специалиста. Я в тебя верю. Лишние люди – лишние затраты, лишние глаза…
– А при чем тут глаза, Борис Владимирович? Совет бы не помешал…
– Ох, Толя, ты, видать, за границей рассекаешь в своем воображении. Да не глаза, а газы, – выкрутился Кошельков. – В одном номере бы жили…
Красочная зона беспошлинной торговли в Шереметьево поразила Семенычево худосочное постсоветское воображение размахом торговли спиртными напитками, каких он никогда не пивал: баночное пиво и газводы, виски, джин, ром, «Мартини». Хорошо, что в самолете закусить дали, иначе в немецком аэропорту он вряд ли бы распознал табличку «СНГ» – аббревиатуру своего предприятия «Сибирьнефтегаз». А так, увидев три знакомые буквы, он уверенно запетлял к ним…
Штейтинг был тоже советским, и натуральная его фамилия – Безроднов. Он очень ее стеснялся и старался не вспоминать.
ФАМИЛИЯ
«Людей-то на самом деле получается гораздо меньше, чем рождается».
Родился Канабек Безроднов в Талды-Кургане – самом обычном казахском городке, построенном как обычно не казахами, а казаками да русскими. Родился у самых простых родителей и в этом, как он считал, крылся исток его неудач. Мать – казашка, отец – русский. Оба с утра до вечера работали на аккумуляторном заводе, вечером – в своем огороде, скотина, припасы, картошка, пастила из яблок, а толку… Сам Канабек приторговывал на рынке картошкой и прочими овощами и фруктами с родительского сада.
«У других ловко получается. И делать-то ничего не надо. За тебя родители отработали. Знай только родись, но не где случится, а у того, кто постом и званием обеспечен, тут тебе и диплом престижный найдется, и квартирка не хоть какая-нибудь, а там глядишь и имущества подкинут, да и о работе не придется беспокоиться: теплое местечко обеспечено, и такое, где трудиться особо не придется и деньги хорошие», – такие зрелые невеселые мысли одолевали Канабека до того момента, пока он не встретил Эльзу, дочку Штейтинга, известного в его городке официального миллионера, состоявшего в советское время на учете в горисполкоме.
Эльза была ничего себе девчонка. Но таких, которые «ничего себе», немало, а любовь штука очень даже управляемая, когда имеешь твердо определенные цели. Бесцельным же Канабека Безроднова назвать было нельзя. Он хотел исправить ошибку своего рождения и влиться в семью, где есть все, о чем мечтал, приобрести, так сказать, лик элиты. А тут жизненная удача на его пути подвернулась такая, что другую такую в его городе сыскать сложно. Все-таки не у всех миллионеров, каковых в его городке водилось ровно семь, имелись дочки и тем более на выданье, поэтому встреча с Эльзой очень даже вдохновила Канабека на любовные свершения…
Он даже инстинктивно читал стихотворные сборники, выискивал стихи, которые мог выдать за свои, и читал на вечерней зорьке своей перспективной подруге: