***
До работы в газете Алик уже пользовался псевдонимами, сам того не понимая. Как-то он возвращался с работы домой по хорошо протоптанной в снегу тропинке и изумился ровной нетронутой ни людьми, ни животными, ни птицами поверхности искрящегося в свете фонарей наста, простиравшегося по обе стороны. По тропинке, он знал, ходило много людей, и ни один из них не отступил в сторону от промятой многими ногами колеи. «А если отступить?!» Алика внезапно посетила дикая чертовская радость от предчувствия того, что он сейчас сделает. Он огляделся по сторонам. Никого.
Возбужденный остротой легкого риска, он залез в неглубокий снег и вытоптал всем известное ругательное слово, состоящее ровно из трех букв. Вернулся на тропинку. Никого. Слово гляделось весьма хорошо. Темные провалы букв вызывающе контрастировали с искрящейся белизной. «Все прочитают. Интересно: останутся равнодушными или сойдут с тропинки», – озадачился Алик и ушел домой. На следующий день на том месте, где темнело слово, выделялась вытоптанная полянка. «Людей надо раздражать, чтобы они сошли с проторенного пути», – так оценил полученный результат Алик.
***
Первая критическая заметка Алика «Шутки на крови», про некачественные анализы в городской поликлинике, стянула над его головой нервные тучи. Хоть Алик и подписался псевдонимом, но мужским, а он являлся единственным мужчиной в коллективе редакции газеты маленького нефтяного города. Что гадать? В редакцию пришел рассерженный и пьяный муж медсестры, о которой без упоминания фамилии и было написано. Муж прямо-таки горел яростным желанием встретиться с Романовым, и он с ним встретился.
Скандальные цели визита обозначались вполне понятно на лице внезапного посетителя, и Алик их распознал сразу, но он не выказал беспокойства, а, наоборот, спокойно и подчеркнуто доброжелательно спросил:
– Вы кого-то ищете?
– Мне бы Романова повидать. Он в газете про анализы написал.
– Какого Романова? – Алик изобразил деланное недоумение по поводу своего собственного псевдонима…
***
Забегая на несколько лет вперед, можно сказать, что Алик к подобному приему прибегал не раз и самый увлекательный случай произошел в кабинете мэра города. Тогда после многомесячной задержки заработной платы Алик изобразил в газете едкую заметку «Еще раз про любовь» про генерального директора местного нефтяного предприятия, Генерала. Заметка наделала шуму. Последовала встреча с Хамовским, овладевшим к тому времени властью над маленьким нефтяным городом.
Человек сам определяет себе идола, перед которым поклоняется: будь то он сам, или звезда эстрады, или бредящий властью чиновник… Алик всегда понимал, что любой человек – это всего лишь единство внутренних органов, внешней оболочки и очень спорной способности мыслить, поэтому никому не поклонялся, а на заносчивых знаменитостей или чиновников смотрел как на умалишенных, собственно, так оно и есть на самом-то деле. Хотя, как понял Алик впоследствии, заносчивость людей, добившихся сравнительно высокого положения, имеет еще одно объяснение: это плотина, барьер между простыми людьми с приземленными чувствами и низким уровнем развития и людьми с высоким уровнем, который ставится, чтобы, так сказать, не запачкаться и не падать. Но опять-таки, как понял Алик позднее, этот барьер не столько обедняет простых людей, сколько самих знаменитостей, которые именно в простых людях черпают свой талант, власть, славу. В общем, перед мэром маленького нефтяного города Алик не испытывал ни дрожи, ни тяги к поклонению. Нельзя сказать, что он видел этого чиновника насквозь, как не видел насквозь и всех остальных, но понимал, что над чиновником властны самые обычные человеческие чувства и стремления.
– Генерал визжит от твоего фельетона. Звонит мне каждый день. Придется тебе бутылку коньяка поставить, – произнес мэр с видимым удовольствием на лице. – Это же твоя работа, Алик?
– Какого фельетона? – переспросил Алик, понимая, что руководители всегда смогут договорить и выставить его козлом отпущения, а бутылка коньяка за козлиное существование не цена. – Ничего не знаю.
– Твой фельетон был, – напомнил мэр, и на его лице появилось выражение крайнего удивления.
– Нет, – твердо ответил Алик.
– Как нет? – удивился мэр и обратился к редакторше, Мерзлой, сидевшей тут же – Ты ж говорила, что это его работа.
Алик на мгновенье потерял душевное спокойствие: его подставила Мерзлая. «В кулуарах власти друзей нет», – понял он.