Алуки склонила голову перед Карлосом.
— Мы не богаты, Страж. Я не могу просить вашей помощи.
Разумеется, нет. Миксани были из Зимнего Двора, а Фэйре никогда не давали и не принимали подарки или услуги без равноценного обмена. Весы обязательств всегда должны были оставаться в равновесии.
— Не нужно, — ответил Карлос. — Я заключил сделку с леди Молли, которая уже предложила оплату от вашего имени.
О, со стороны Карлоса это был отличный жест. И он сработал. Алуки еще раз задумчиво посмотрела на меня, а потом кивнула.
— Моя предшественница, — сказала я, — не смогла ввести меня в курс всех своих обязательствах до того, как она умерла. Пожалуйста, расскажите, как Зима может помочь вам.
— Нет. — прошипела Науя, устремляясь ко мне.
Алуки, глядя на меня, остановила поднятой рукой младшую Миксани. Затем она сказала:
— Наш враги восстали из глубин и обрели смертные оболочки. Каждый сезон они забирают кого-то из нас.
— Забирают? — спросил Карлос. Он кивнул в сторону мертвого Миксани. — Примерно так?
Алуки покачала головой, говоря ровным, утомленным тоном.
— У врага есть сила. Наши люди выживают, прячась среди смертных. Мало кто из нас воин. Только Тупиак, Науя и Куник имели возможность бросить вызов врагу. Они пытались спасти тех, кто был взят. Они потерпели неудачу. Мой муж был ранен и не выжил.
— Ваш враг держит пленников? — спросила я. — Прямо сейчас?
Она кивнула.
— На корабле на нижней палубе. Пока они в плену, дани не будет.
— Что ж, тогда — сказала я, переглянувшись с Карлосом. Он оскалился в волчьей улыбке и кивнул. Кивнув в ответ, я продолжила, глядя на Алуки. — Мы со Стражем собираемся увести их оттуда.
Она подняла подбородок.
— Вы можете сделать это?
— Я могу. — сказала я. — И сделаю.
Как только эти слова были произнесены, в воздухе раздался слабый бум, и я почувствовала, как что-то щелкнуло где-то в моей голове. Мною только что было дано обещание.
А Зима держит свои обещания.
Алуки на мгновение уставилась на меня, затем осела, склонила голову и кивнула.
— Да будет так.
— Ваши люди, которых захватили, — спросила я, — как мне их узнать?
Науя оскалилась и прорычала сквозь зубы.
— Они забрали наших детей.
— Блин, я обожаю работу героя — сказал Карлос, когда мы вышли обратно в шторм. — Никакой мутной серой зоны, никаких мучительных вопросов, никакой противоречивой морали. Плохие парни забрали детей, и мы идем их освобождать.
— Верно? — спросила я его и кивнула. — Должно быть, так все время чувствовал себя мой отец.
— У Рыцарей Креста никогда не бывает заданий, которые они ставят под сомнение? — спросил Карлос.
— Думаю, они задаются другими вопросами. Для папы это всегда было для спасение всех. Не только жертв. Он также должен был попытаться спасти и монстров.
— Странно. — сказал Карлос.
— Не так уж странно. Быть может, предложи кто-нибудь руку помощи монстрам, то они бы не стали монстрами. Ты понимаешь?
— Вот уж нет. Наверное, я видел слишком много монстров. — Он переместил свой оружейный пояс в более удобную позицию на бедрах и снова завернулся в плащ. — Или слишком много жертв. Не знаю.
Наши шаги хрустели в мокром снегу, и на фоне этого вкупе с шумом от еще большего количества мокрого снега и грохота волн на берегу я почти не услышала его следующие слова.
— Около шести месяцев войны, — говорил он, — я носил с собой клещи, чтобы забирать зубы вампира в качестве трофеев. Вот как сильно я их ненавидел.
Я ничего не сказала. Карлос, как и многие другие молодые Стражи Совета, был крещен в пламени битвы. Гарри говорил об этом однажды, делая все возможное, чтобы защитить меня от войны. Он чувствовал себя ужасно, ведя группу детей, как он это видел, в порочный конфликт между Белым советом и Красной Коллегией.
Я чувствую, что протаскиваю их через мясорубку. Даже если они придут домой целыми.
— Ты ненавидел их. А потом они исчезли — сказала я.
— Пуф — ответил Карлос. — Война окончена. — Он покачал головой. — Odium Interruptus. А потом предполагалось вернуться к обычным делам. Просто двигаться дальше. Только я так и не понял, как это сделать. И половина бараков в казармах была пуста.
— Части тебя этого не хватает, — сказала я.
Его губы сжались, хотя это была не улыбка.
— Мне не хватает определенности, — сказал он. — Я скучаю по тому, как близок я был с отрядом. Без остального, в основном, я могу обойтись. — Он взглянул на меня, а затем отвернулся. — Работа Стражей не всегда проста. Или чиста. Я делал то, чем не горжусь.