– Чуть раньше меня вышвырнули из больницы.
133
– Что произошло? – спросила я, испытывая желание протянуть к Кэшу руки, чтобы
он был рядом. Чтобы был со мной.
– У меня были проблемы с братом чуть выше этажом.
– Твой брат был здесь?
Джуд и Кэш приветственно кивнули друг другу.
– Моя мама тоже здесь.
– Что произошло? – спросил мой отец.
Кэш тут же объяснил, что с ней случилось.
– Я и понятия не имела, – произнесла я, а мое сердце потянулось к Кассиасу.
– Она поправится, если я уговорю ее пройти реабилитацию. Но теперь, когда Чад и
Джина окажутся за решеткой, у меня будет больше рычагов для того, чтобы помочь ей.
– Твоей маме повезло, что у нее есть ты, Кэш, – произнес отец.
– На этой ноте, – произнес Джуд, – я откланяюсь. Мне нужно встретиться с
Холденом вечером. Мы выпьем за тебя бокал, Кэш. Поздравляю, мужик.
– Поздравляешь с чем? – смущенно произнесла я.
Отец улыбнулся, а Кэш пожал плечами.
– Твой парень номинирован на Грэмми, – усмехнулся Джуд.
– Серьезно? – я прикусила губу, на глазах выступили слезы. – О, Кассиас, это
невероятно, – я вдруг рассмеялась. – Подумать только, ты ведь ненавидел свой альбом.
– Подожди, ты ненавидишь свой альбом? – спросил отец.
– Думаю, мне просто предстоит многому научиться. Понять, что значит создавать
музыку.
После отец, Джуд и тетя Кэти засобирались уходить, поцеловав меня в щеку и
пообещав вернуться завтра.
Мы с Кассиасом остались вдвоем.
– Я произнесла именно то, что думала, – сказала я Кэшу, когда он сел ко мне на
кровать, взяв руку в свою ладонь. – О любви к тебе.
Кассиас замер, его челюсть была напряжена, словно он боялся произнести даже
слово.
– Я чуть не расстался с мыслью вернуться к тебе, – отозвался он. – Утром, после
того, как тебя доставили сюда, я подумал: «Черт возьми, я недостаточно хорош для этой
девочки. И никогда не буду. Я навсегда останусь парнем из Ист-Хайтс, со шрамами на
134
сердце и кровью на руках», – Кэш посмотрел на меня, и я заметила слезы на его щеках. –
Одна мысль, что ты, Эванжелина, попадешь под перекрестный огонь моего прошлого,
слишком тяжела для меня. И я подумал, что не могу заставлять тебя проходить через это.
Из моих глаз тоже лились слезы. Я обхватила его ладонь, а моя грудь сжалась от
боли.
– И почему ты изменил свое решение? – шепотом спросила я.
– Я видел сегодня Джека Харриса, и он сказал мне нечто, затронувшее мое сердце.
Кассиас склонился ко мне ближе и нежно поцеловал мои губы. Я всхлипнула под
ним. Мое тело было обернуто марлей – зашитое, но теперь целое. Однако плакала я
потому, что Кэш был здесь, со мной. И это все, чего я хотела в этом мире.
– Он сказал, что когда любишь, нужно думать о желаниях другого человека. Даже
если они до чертиков сильно тебя пугают.
– И ты знаешь, чего я хочу? – спросила я.
– Я знаю, чего хотим мы оба, – ответил он мне.
– И что же это, Кассиас? – прошептала я.
– Друг друга, – ответил он. – Даже если это страшно и чертовски трудно, я готов к
этому. Бог знает, я не могу предложить тебе многого. Но мое сердце полностью
принадлежит тебе, девочка. Оно было твоим с того дня, как мы встретились.
– Я люблю тебя, Кассиас.
– И я люблю тебя, нежная Эванжелина.
135
ЭПИЛОГ
Кэш Флоу
Находиться на вручении Грэмми было просто нереально, черт возьми.
Эванжелина была со мной. Она теперь всегда была рядом. Ну, за исключением тех
моментов, когда находилась еще ближе – прямо на моем члене.
Но сейчас не время для подобных мыслей. В этот момент Эви держала меня за
руку.
– Ты готов? – спросила она. Ее волосы каскадом спускались на плечи, а лицо сияло
под светом софитов. Весь зал перед нами был заполнен известнейшими людьми Лос-
Анджелеса.
Мы с Эви выступаем сегодня вечером. Вместе.
Это наше первое выступление перед публикой, и это предполагало, что мы могли
начать с малого. Но Джек Харрис был прав. Я мог делать сейчас все, что захочу.
После того, как Эви выписали из больницы, я показал ей материалы, над которыми
работал.
Сперва она колебалась.
Я прописал ее в каждой песне. Конечно, как муза, Эви витала во всех моих текстах.
Любовь к ней питала каждую строчку, каждый звук.
Но в тех треках были еще и партитуры для пианино. Части, которые смогла бы
сыграть только Эви.
– Я не смогу, – ответила она, когда я впервые спросил ее.