Выбрать главу

как никогда раньше не делала. – И знаешь что? Мне не требуется твое разрешение.

– Ты одна из лучших пианисток страны. Ты не можешь так поступить. Если

ступишь на его съемочную площадку, я прекращу финансирование...

– Что, перестанешь платить за мою учебу? Отлично, потому что я ненавижу

колледж, – ответила я. – Мою квартиру? Чудесно, ведь я ненавижу Нью-Йорк. Мои уроки

14

на пианино? Ну, наконец-то. Я и так слишком часто давила на клавиши из слоновой кости.

Они слишком долго держали меня взаперти.

Отец небрежно выгнул бровь.

– Все кажется смешным и похожим на игру, когда тебе двадцать один. Но

настоящий мир не прост для привилегированных девушек.

Я не ответила. Тут нечего было сказать. По правде говоря, я не думала, что он хоть

когда-то меня слышал. Поэтому не было причин думать, что сейчас все будет иначе.

– Если тебе больше нечего сказать, Эванжелина, то у меня встреча в пять. Ты ведь

помнишь, где выход? – отец подошел к тому месту, где я стояла, и поцеловал меня в лоб,

словно у нас сейчас не состоялся самый большой спор в нашей жизни. Будто я маленькая

кукла, которую он может держать на полке. – И не забудь о завтрашней встрече, ладно? У

тебя ужин с Томасом Бракеном. Сейчас для тебя это самое то. Сможешь выйти из дома с

безопасным и респектабельным молодым мужчиной.

Я поджала губы. Невероятно, что я была дома всего три дня, а папа уже думал, что

знает, как для меня лучше.

– Послушай, – произнес он, – этим вечером я собирался что-нибудь выпить с

менеджером моего нового таланта. И если тебе хочется выбраться из дома и совершить

нечто столь опасное, отправляйся на ужин в клуб. Там все респектабельные и

проверенные, – отец покровительственно поднял палец, тыча им прямо в мое лицо. – Но

никаких ужинов с моими клиентами. Это даже прописано в контракте и против моих

правил. Бизнес и удовольствие нельзя смешивать. Кроме того, ты слишком хороша для

них. И всегда была. Идеальная дочь и великолепная студентка.

Я нахмурилась. Как будто я когда-либо встречалась с парнями, с которыми он

подписывал контракты. Единственным достойным человеком за весь прошлый год был

Джек Харрис, а весь мир знает, что он женат.

Отец ушел с самодовольной улыбкой на лице, оставив меня одну в его кабинете.

Похоже, он действительно верил, что только что поставил меня на место.

Я вздохнула, глубоко разочарованная в этой хорошо спланированной – с моей

стороны – встрече, которая окончилась абсолютно ничем.

И он всерьез предложил мне составить планы на поздний вечер? Неужели отец

вообще меня не знает? Я не провожу ночи на улице.

Никогда этого не делала, а теперь и вовсе не собиралась.

Какой бы смысл я не вкладывала в этот разговор, теперь все с треском

провалилось.

Я всю жизнь пыталась заставить маму гордиться мной, но ее больше нет. Я не

могла ни задаться вопросом, почему столько лет сидела перед пианино. Из-за того, что

15

она этого хотела? В конце концов, моего музыкального таланта не хватило для того,

чтобы мама предпочла жизнь смерти, так почему мне этого должно быть достаточно?

Мой отец – мультимиллионер, и моя мама посвятила свою жизнь мне – ее

единственному ребенку.

Ну, она также тратила значительную часть времени на алкоголь и проводила в

клинике столько же времени, как и дома.

Мне никогда в жизни не нужно было работать, стирать собственные вещи или

ходить по продуктовым магазинам. Я могла нанять людей, которые сделают все за меня.

Поэтому, да, я знала, что живу привилегированной жизнью, но, тем не менее, она

оставалась именно моей. Единственной, которая у меня есть.

Была одна поэтесса, которую я читала в литературном классе – Мэри Оливер – и

она говорила: «Это моя единственная дикая и драгоценная жизнь». Именно так я ее и

ощущала. Мама, так внезапно скончавшаяся, поставила жизнь в невероятно яркий и

четкий фокус.

Отец хотел, чтобы я оставалась в безопасной коробке, чтобы со мной ничего не

случалось – но пространство, окруженное четырьмя стенами, которые сотворили для меня

они с мамой, оказалось слишком маленьким.

Я целую вечность провела на цыпочках, убеждаясь, что мои слова правильные, а

улыбка сладкая.

Но, может, я была чем-то большим, чем это.

И моя жизнь тоже.

Я просто не знала, как заставить все работать, поскольку всегда позволяла