единственным братом, который когда-либо у меня был. Это Чад помог мне в свое время
не высовываться, держаться подальше от парней, которые позволили мне сесть в тюрьму
несмотря на то, что я не был единственным, кто совершил преступление той ночью три
года назад. Отец ушел до того, как я узнал его, мама всегда была в разладе с самой собой,
а Джина... Черт, воспоминания о Джине стали багажом, который мне следовало отпустить.
Мне пришлось иметь дело со всем этим дерьмом еще до обеда.
Я направился к шахтам лифтов, протянув ладонь между дверей, прежде чем они
закрылись. Я не мог ждать другого лифта, чтобы покинуть это место. Мне нужно было
уйти из здания. Сейчас же.
– Черт, едва успел, – пробормотал я себе под нос.
Я вошел в кабину лифта, в которой находился лишь еще один человек. Девушка.
Ладно, женщина. Вероятно, моих лет. Темноволосая и одетая, как одна из тех чопорных
богатеньких девчонок. Горячая, как ад, богатая девушка.
Однако одного взгляда на ее покрасневшие глаза и дрожащие губы хватило, чтобы
ясно понять: она на грани срыва. И, черт возьми, в этом я разбирался также хорошо, как и
в музыке – внутри незнакомки все разваливалось на части.
– Ты едешь в вестибюль? – спросила она. Ее глаза, казалось, мельком оглядели
меня, а затем девушка уставилась на панель с кнопками.
Она втянула в себя воздух, и мне стало интересно, как кто-то столь маленький мог
иметь такие большие легкие. И как некто настолько миниатюрный занял так много места
в почти пустом лифте.
Все в ней привлекало мое внимание.
Я кивнул, загипнотизированный ничем не прикрытыми бушующими эмоциями на
нежном лице – ее вздернутый нос, мягкие скулы и мокрые от слез ресницы. Несмотря на
то, что я смотрел на нее всего пять секунд, мне показалось, что она словно соткана из той
же материи, что и музы.
– Да, в вестибюль.
Я чувствовал себя так, словно той дерьмовой фотосессии, с которой только что
ушел, никогда не было. Или же, войдя в этот лифт, я очутился в альтернативной
реальности.
В которой мой спятивший разум не имел больше никакого значения.
19
– Тогда у нас все в порядке, – произнесла девушка. Ее голос был мягким и
приглушенным. Словно она не доверяла чему-то – либо словам, либо силе самого голоса.
На панели засветилась буква «В», и лифт стал спускаться с восьмидесятого этажа.
– Ты уверена, что все в порядке? – спросил я. Ничего не мог с собой поделать. Я
привык всех спасать. Оберегать. Склеивать.
Какого еще черта я так долго пробыл с Джиной? Просто был уверен, что мой уход
разрушит ее.
Вместо этого пострадали мы оба.
Я остался ни с чем.
Вера в людей – гребаный обоюдоострый меч, который слишком часто падал у меня
из рук.
Но, черт побери, в эту минуту я осознал, что доверюсь этой девушке.
Ее темные ресницы окаймляли серые глаза, в них стояли слезы, заставлявшие
незнакомку выглядеть так, словно она вот-вот сломается. Будто все внутри нее в любой
момент готово разбиться и упасть.
Я не мог отвести от нее взгляд.
Но она не замечала этого. Ее глаза были сосредоточены на ряде кнопок,
указывающих, что мы приближаемся к земле и скоро сможем поставить ноги на нечто
более твердое.
Однако то, чего я действительно желал – схватить ее и унести в какое-нибудь
безопасное место, поскольку у меня было плохое предчувствие, будто девушка может
причинить себе боль.
– Может, тебе что-нибудь нужно? – я шагнул к ней и, клянусь, ее тело подалось
мне навстречу, как если бы мои слова были именно тем, что ей требовалось.
– Мне нужно выйти наружу, – ее слова прозвучали тихо, будто она задерживала
дыхание. – Думаю, у меня паническая атака.
– Это не атака, – глядя на нее, я сопротивлялся желанию оттянуть назад ее волосы
и впиться в розовые, чуть раскрытые губы. Дерьмо, я никогда не испытывал подобного
прежде – мгновенное влечение и абсолютная необходимость защитить стоящую передо
мной девушку.
– Разве? – насупившись, спросила она. – Ну, я и правда сейчас напряжена.
Может, она сейчас буквально разваливалась на части, но испытывала вовсе не
тревогу, и я пытался ей это объяснить.
– Тебя не трясет, никакой гипервентиляции или психоза, – однако говоря все это, я
задавался вопросом, как, черт возьми, думал рассказать ей о том, что она чувствует.
20
Девушка удрученно фыркнула.