– Ты очень много говоришь, это не доводит до добра. – Пресекла судорожный бред, сцепив зубы, стараясь не слышать, не улавливать смысл слов, стараясь не верить.
– А ты что, Лора, мечтала, что пристрелю, чтобы не мучилась? – Изумился он и приблизился. Протянул руку, чтобы прикоснуться к щеке, но не сделал этого, помня откровенно слабую угрозу. – Обещал ведь рассказать.
– Рассказать что?
– Как же… Знаешь, что причиняет нам боль?
– Теряюсь в догадках, но уверена, ты меня просветишь.
– Разочарование, о котором ты сейчас подумала, нас убивает, делает жестокими. А боль, она изящна в своём воплощении. Мы сами её придумали, оттого и мучаемся. Она у нас в голове. – Коснулся пальцем своего виска. – Самобичевание. Боль нам приносит разочарование в себе. За то, что мы думаем о людях плохо. Он ведь никогда не говорил тебе, что произошло с твоим сыном?
– Замолчи. – Тихо пригрозила… а, может, просто попросила, но остановить не могла… или просто не хотела.
– Отчего же? Уверен, тебе понравится. Ты обвиняла его открыто? Он видел ненависть в твоих глазах? – Ухмыльнулся. – Да вы просто извращенцы, каких мало. Ты своей ненавистью делала больно ему. Он своим молчанием сейчас, посредством меня, сделает больно тебе. Ведь учил тебя принципам преступления и наказания? Ну же, вспомни! – Подначивал, но слишком осторожно.
Пакостная улыбка на его лице известила о гениальной мысли. Марат медленно перевёл взгляд на свою руку и снова сжал протез в кулак.
– Этой рукой, – он поднял ладонь вверх до уровня плеча, – я проверил пульс у тебя на шее, когда ты лежала без сознания, а он своими ударами разрывал кожу, мышцы на тоненькой спине. Знаешь, потрясающее зрелище: любимая женщина в луже крови. Это его всегда возбуждало.
– Мне это неинтересно.
– Ты просто не знаешь, о чём я говорю. – Легко отмахнулся он от этого слабого выпада, оставался предельно серьёзен, и это как раз пугало. – Думаешь, твоя прелестная спинка выглядела в тот вечер так же аккуратно, как и сейчас? Зря. Он швы накладывал. Умело. Осторожно. А потом усыплял тебя, чтобы их снять. Как думаешь, откуда я всё это знаю?
– Только не говори, что ассистируешь великому и могучему.
– Он отрубил мне руку, но так и остался другом.
– Ты псих.
– Почему же? Ильдар слова на ветер не бросает. Он просто не мог отступиться, с какими бы благими намерениями я ни действовал. Я понял Табиба и не осуждаю до сих пор. Он же и отправил в клинику к брату. Тот постарался на славу. Сейчас есть даже технологии, позволяющие ощущать тепло, прикосновение… Классно, да?
– Не знаю, мне не с чем сравнить.
– Поплюй! – Нахмурился Марат и разулыбался. – И было во всей этой истории одно большое «но». Ревность.
– К брату и его творениям?
– К тебе, глупая. – Потянул с нежностью. – Ильдар не просто запретил мне появляться в доме. Он меня от дел отстранил, а ещё другом называл…
– И ты, конечно, обиделся?
– Конечно! Я всё для него делал. – И в голосе действительно слышалась обида. Непонимание.
– И зачем ты рассказываешь эту слезливую историю? Не улавливаю сути.
– Потому что к сути я ещё не перешёл, но если ты настаиваешь, рассказ могу подсократить. Твой муж тебя избил. Первый муж. – Выдал тезисно и смолк, ожидая, пока Лора погрузится в воспоминания. Взгляд смягчил, когда увидел на её лице отражение нужных эмоций. – И всё бы отлично, но тот был неосторожен и посмел притронуться к тому, за что убивают. Не просто поднял руку на, заметь, чужую! женщину. Убил чужого ребёнка. Я сейчас о беременности говорю. – Пояснил, ускоряя процесс понимания. – Схема «преступление и наказание» сыграла не последнюю роль, и твоему благоверному был вынесен смертный приговор.
– Он говорил, что я должна попросить. – Вдруг вспомнилось Лоре и слишком запоздало она поняла, что произнесла это вслух. Воровато глянула, но Марат не обыграл этот взгляд. Ему было достаточно и признания.