Выбрать главу

Салакзай собрался было продолжить наблюдение за лагерем, как на крыше вновь появился Ахмад. И выглядел он встревоженным.

Рамазан спросил:

– Что случилось, брат?

Душман выдохнул:

– Твои рабы сбежали, саиб!

– Как сбежали? Они же сидели в глубоком подвале! И их охранял, ах шайтан, их же охранял один из братьев Мурдаев, Али. Но все равно, как невольникам удалось выбраться из подвала? Там же глубина около четырех метров и стены – не зацепишься. К тому же потайной люк на запоре. Как они могли сбежать, Ахмад?

Бандит пожал узкими, как у дистрофика, плечами:

– Не могу знать, господин! Как-то сумели подняться, взломать стену и сбежать.

– Откуда ты узнал о побеге?

– Твоя старшая жена Дина сказала. Она хотела поговорить с тобой, пошла в мужскую половину дома. Из окна увидела, что дверь в сарае приоткрыта. Решила проверить, почему открыт сарай. Ну и обнаружила пропажу рабов. Люк открыт, рядом валяется моток веревки, в стене пролом.

Рамазан вскричал:

– Но кто посмел открыть люк и кто принес в сарай веревку?

Ахмад тихо проговорил:

– Карим видел, как после ухода с поста Али Мурдая мимо сарая несколько раз проходила твоя молоденькая наложница Фатима.

– Фатима? Не хочешь ли ты сказать, что это она устроила побег русским?

– Я этого не говорил. Просто, кроме Фатимы, у сарая никто замечен не был.

Салакзай сплюнул:

– Этого мне еще не хватало. Но ладно, разберемся. Уйти далеко пленники не могли. Выйти в Хайдар напрямую из кишлака невозможно. А если скрылись в горах – найдем! Собак пустим, они быстро на рабов выведут. Нет им пути отсюда, кроме дороги на плантации Шарафа. Разберемся. Люди к выходу в лагерь готовы?

– Да, господин!

– Хорошо! Пусть ждут! Иди!

– Слушаюсь!

Оставшись на крыше один, Рамазан перевел бинокль на перевал за линией границы, куда могли рвануть беглые невольники. На склоне никого не обнаружил. Подумал.

Наверняка ошалели от неожиданно представившейся свободы, заметались, не зная, куда бежать. А значит, скорее всего забились куда-нибудь в пещеру и ждут, когда ночь опустится на Чиштан. Не дождутся. Салакзай выловит их раньше. Но неужели прекрасная, тихая, послушная, молчаливая Фатима, девочка 14 лет, с которой Рамазан и спал-то всего несколько раз, выпустила невольников? Нет, этого не может быть. Зачем ей это? Ведь хоть она по сути еще ребенок, но должна понимать, ЧТО ее ждет за такой проступок?! Но тогда кто освободил русских? Непонятно! Мистика какая-то! Придется оставлять Ахмада с Али в кишлаке. Пусть берут алабаев – среднеазиатских овчарок-пастухов – и прочесывают как само селение, так и прилегающую к нему территорию. Упустить рабов нельзя. Столько времени втайне ото всех, включая Карамулло, держал в подвале пленных, которых по дешевке купил у Хана, когда тот по весне объявился в кишлаке после рейда к перевалу Саланг. Столько кормил, поил, искал покупателя. Нашел наркоторговца Шарафа. Три дня назад через его человека договорились о сделке – рабы вместо опия, и на тебе, сбежали, шайтаны. А опий-то Шараф уже передал родственнику Рамазана, промышлявшему наркотой в Таджикистане. Опий не вернуть. Надо отдавать рабов. Те же исчезли. Проблема. Следует обязать Али во что бы то ни стало найти беглецов. Пригрозить расправой. Младший Мурдай только на вид страшный, здоровый, как буйвол, а в душе трусливый шакал. Боли, как ребенок, боится. Напугать – землю рыть будет. А напугать не сложно. Теперь, когда он, Салакзай, здесь остался единственным начальником. Проклятые русские. Все настроение испортили. Это им дорого будет стоить, когда беглецы вновь окажутся в кишлаке. Рамазан знает, как наказать непослушных. Но поимка неверных теперь дело Ахмада с Али. Салакзаю же надо сосредоточиться на лагере. Солдаты уже ушли в ущелье. Вертолеты пока кружат над перевалом. Но тоже улетят на базу, запас топлива у них ограничен. Скоро идти в лагерь. Не упустить бы время. Нужно подойти раньше, чем подойдут роты полка Хикмата. Значит, выйти следует примерно через полчаса, как только уберутся из Хайдара десантники и вертушки, чтобы обосноваться в лагере до подхода сил Хикмата.

Три месяца невольники Салакзая не видели солнца, свежей воды, нормальной пищи. Раз в две недели душ – вода из шланга под смех конопатого охранника-здоровяка Али. И духота. Днем и ночью. Хорошо еще, что никому не требовался медицинский уход. Духи взяли лейтенанта Савельева, сержанта Рябова и рядовых Величко с Казакевичем по-тихому, когда те в составе разведгруппы мотострелковой роты имели неосторожность углубиться далее определенного ротным расстояния в пещеры горной гряды. Напали моджахеды внезапно. Навалились гуртом с четырех сторон, обезоружили, связали. Выволокли в ущелье, где бандитов ждали подельники и лошади. Загрузили на животных, как тюки, и вывезли в район базирования полевого командира Нури. Тот был доволен уловом. Без единого выстрела, живехонькими, без царапины, зацепить четверых советских военнослужащих, да к тому же одного офицера, пусть всего лишь лейтенанта, – это для душманов большая удача. Банда заканчивала рейд. Оставалось пройти горными тропами до Пакистана, но это уже мелочи. Главарь знал безопасный путь, где можно было не опасаться попасть под зоркое око вражеского вертолета, совершающего разведывательный полет, или нарваться на подразделение советского спецназа, в свободном поиске рыщущее по ущельям и перевалам. Хан вывел своих душманов к кишлаку в полночь. Остановился вместе с пленными у давнего приятеля Салакзая. Рамазан радушно принял гостя. В разговоре после сытного позднего ужина и приличной дозы анаши Нури спросил, сколько за пленников даст Фархади. Зная главаря банды, его строптивый, вспыльчивый характер, что служило причиной нередких ссор Нури с полевыми командирами и самим Фархади, Салакзай ответил, что Азиз скорее всего просто отберет пленных, чем заплатит за них. И предложил купить невольников. Одурманенный наркотиком Нури не долго думал. Ударили по рукам. Салакзай за солдат отдал по пятьсот долларов, офицера оценил в тысячу. Рано утром Нури увел свой отряд в глубь Пакистана, в лагерь Зарина. В Чиштане и лагере никто не узнал о сделке, не считая верных Рамазану людей. И Фархади, и его окружение, и Карамулло даже не догадывались, что какой-то Салакзай имеет собственных рабов. И те томились в подвале сарая его усадьбы.