Легкая улыбка тронула губы Торка.
— Милая, да я только об этом и могу думать, — заверил он и, положив грацию на вышитое покрывало, снял меч, пояс и тунику, а потом, усевшись, начал сбрасывать туфли.
Руби, окончательно впавшая в панику, поняла, что вряд ли сможет убедить его, но все же дрожащим голосом возразила:
— Торк, позволь объяснить, почему это невозможно.
— Я слушаю, — с веселыми искорками в глазах согласился Торк.
Но прежде чем она открыла рот, Торк, как был босой, подошел к ней и быстро, нежно поцеловал в губы.
— Ты прекрасна, — шепнул он.
— Вовсе нет. Это ты прекрасен, я же в лучшем случае привлекательна.
— Ты считаешь меня прекрасным?
Он казался необычно довольным столь лестным мнением.
— Представляешь, каких чудесных детей мы могли бы иметь? — с сожалением спросил он, но тут же покачал головой, словно избавляясь от пустых мыслей.
— Не то чтобы я мечтаю иметь еще детей, но идея достаточно соблазнительна, не так ли?
— О Торк, даже твои слова доказывают, почему у нас ничего не выйдет.
— Как это? — удивился он, но тут же стащил тонкие штаны, оставшись в одной набедренной повязке, почти ничего не скрывающей.
Руби снова застонала.
Пламя свечей играло отблесками на бронзовой коже, испещренной шрамами, делая его глаза почти темными.
Он похож на золотого бога и знает это!
Слуга внес лохань, а за ним вошли четверо, с ведрами воды. Вознагражденный за это еще одной монетой, он немедленно удалился с широкой улыбкой на лице, попросив Торка выставить потом лохань в холл:
— Хочешь искупаться первой? — спросил Торк и, когда Руби покачала головой, сбросил повязку и сел и дымящуюся воду, почти не скрывавшую его массивной фигуры. Пришлось подтянуть колени почти к подбородку.
Руби задохнулась, но упрямо попыталась продолжать объяснения, почему им не стоит делать то, что она хотела делать столь сильно, до боли в зубах. Пока Торк намыливал волосы и тело, Руби продолжала болтать:
— Я преследовала тебя, Торк, прежде всего потому, что беспокоилась за собственную безопасность в неизвестной стране и хотела, чтобы мы были вместе и стали семьей ради Эйрика и Тайкира.
— И?
— Теперь я в безопасности, по крайней мере пока мы не доберемся до Нормандии.
— А мальчики?
— Тайкир живет с твоей семьей и не будет таким одиноким, как в Джорвике, а Эйрик станет приемышем при дворе, как и хотел. Уверена, что он и Хаакон будут хорошими друзьями. А я… если внезапно придется исчезнуть, я не буду о них беспокоиться. Ну… не слишком.
— Исчезнуть?! — рявкнул Торк. — Все еще надеешься сбежать?
Он резко встал, так, что вода перехлестнулась через край, и, потянувшись к полотенцу, начал вытираться, разгневанно уставясь на нее, словно ожидая ответа.
Тщательно выбирая слова, Руби начала:
— Поверь, это произойдет не намеренно. Но я могу внезапно вернуться домой. У меня не будет выбора. Поэтому я и хотела все уладить с детьми, так похожими на моих мальчиков…
— Нет, не стоит начинать весь этот вздор о будущем. Ты девственница, не знавшая мужчин. У тебя нет мужа и, конечно, никаких детей.
Руби, стараясь не глядеть на обнаженное тело Торка, продолжала:
— Все же… если я внезапно таинственно исчезну, это еще одна причина, почему мы не должны заниматься любовью. Только знай, что я люблю тебя. И любила двадцать лет… И ты любишь меня. Просто сам этого не знаешь, но…
— Ты любишь меня? — переспросил Торк, очевидно, услышав лишь то, что желал, и шагнул к ней, открыв объятия и широко улыбаясь.
Но Руби увернулась и отпрыгнула на другой конец комнаты.
— Я знаю также, как это ранит, когда ты… когда Джек ушел, но эту боль я не причиню тебе, Торк.
Торк отбросил полотенце и со все возрастающим нетерпением взглянул на нее.
— Мы все равно расстанемся, либо в Нормандии, либо в Джомсборге. Я решил взять тебя туда, поэтому какое имеет значение, если мы ляжем в постель вместе?
— Джомсборг? — нахмурилась Руби. Что он хочет сказать?
Торк поколебался, явно не желая начинать сейчас этот разговор.
— Я просто подумал…
Он рассеянно провел по волосам гребнем из слоновой кости.
— Если не захочешь оставаться в Нормандии и угодишь мне в постели, я мог бы взять тебя с собой в Джомсборг.
Угодить ему в постели!
Первые тревожные звонки прозвучали в душе Руби. Она с подозрением взглянула на Торка.
— В качестве твоей жены?
— Нет! — вскрикнул Торк, но тут же попытался смягчить тон.
— Почему ты продолжаешь настаивать на свадьбе?
— Тогда о чем ты?
Ледяной озноб пробежал по спине Руби.
— Селик предупреждал… что ты так отнесешься к этому, — расстроился Торк.
— Селик! Ты обсуждал это с Селиком! О чем мы, собственно, говорим?
— Станешь моей возлюбленной, вот и все, — выпалил Торк и, заметив сверкнувшую в ее глазах ярость, быстро добавил: — В этом нет бесчестия, Руби. Я буду хорошо обращаться с тобой, куплю дом, красивую одежду, драгоценности, и ты сможешь уйти, когда… когда… э-э-э…
Он замялся.
— Когда надоем тебе? — процедила она сквозь стиснутые зубы.
Уклончивое выражение его лица подсказало правду.
— Ты грязный негодяй! Эгоистическая, самовлюбленная шовинистская свинья!
Слезы внезапно хлынули потоком по щекам, она с трудом повернулась и открыла дверь, намереваясь уйти, но Торк, как был голым, ринулся в коридор за ней. Пьяный придворный, едва выговаривая слова, осведомился:
— Нужна помощь, молодой человек? В моей комнате есть кнут, который поможет смирить непокорную девицу.
Торк, не обращая на него внимания, втянул Руби обратно в комнату.
— Раздевайся и лезь в лохань! — потребовал он. — С меня довольно! Все эти недели я прыгал перед тобой и наделал куда больше глупостей, чем любой мужчина! Хватит! Ты дала много обещаний, но теперь пришло время их выполнить!
— Нет! — вырывалась Руби.
— Тогда я сам все за тебя сделаю.
Руби начала отступать, но Торк притиснул ее к стене, подняв ей руки над головой и прижимаясь к ней бедрами.
— Можешь снять платье сама или я сорву его с тебя? — весело спросил он.
И когда Руби упрямо отказалась, исполнил свою угрозу — одним рывком располосовал платье до самого подола. За платьем последовала сорочка.
Распахнув одежду Руби, он жадно впился взглядом в маленькие груди, распиравшие тонкую ткань черного лифчика, и треугольник волос, едва видимый под прозрачными трусиками. Опустив лямки, он попытался расстегнуть застежку и наконец швырнул Руби на постель лицом вниз, втиснув ее голову в покрывало. Теперь ему удалось расстегнуть лифчик, и он, грубо перевернув Руби, стащил с нее туфли и трусики.
Усевшись на Руби верхом, продолжая удерживать ее руки над головой, Торк вкрадчиво осведомился:
— Ну, а теперь полезешь в воду или я сам вымою тебя?
Слезы, струившиеся по ее лицу, ничуть его не тронули. Руби молча кивнула. Торк вылил четыре ведра грязной воды из окна, не заботясь о тех, кто может оказаться внизу, налил чистую воду в лохань и, не думая о ее скромности, окинул Руби горящими глазами, наблюдая, как она нехотя выполняет его приказ.
— Поспеши! Я не желаю ждать всю ночь, — тихо прорычал Торк.
Руби капризно пождала губы, но сделала, как он велел. Сидя на стуле, придвинутом к самой лохани, он продолжал рассматривать ее, словно огромная кошка, предвкушающая вкусный обед.
— Твои волосы стали длиннее, — заметил он. — Сколько времени уйдет на то, чтобы они достигли плеч?
Руби пожала плечами:
— Год. Как думаешь, — добавила она ехидно, — успеешь ты до тех пор устать от меня?
Торк улыбнулся, отказываясь попадаться на удочку.
— Может быть.
Вымывшись, Руби попросила у него полотенце. Торк послушался, но прежде, подняв ее на ноги, намылил тряпку, лежавшую на краю лохани. Теперь вода доходила ей лишь до колен.
Руби вопросительно уставилась на него с пылающим от смущения лицом.