— Да, все.
Подобное никак не укладывалось у мужчин в голове.
— Наверное, то, что скажу, будет тебе интересно, поскольку ты так любишь книги. Много лет назад появился такой материал, названный бумагой. Это что-то вроде пергамента, но гораздо тоньше и дешевле. Теперь у всех в домах есть книги, не только у богатых.
— Хотел бы я когда-нибудь попасть в твою страну, — вздохнул король и попросил рассказать одну из тех историй, которыми так прославилась Руби.
Та рассказала все сказки, которые помнила, и король долго сокрушался, что его лучший писец болен и не может записать все на пергамент, и попросил Руби повторить все на следующий день.
Потом она спела «Руби» и «Люсиль» и еще одну балладу из бродвейского мюзикла «Камелот», которая, как ей показалось, особенно понравится королю Ательстану, и так и оказалось, хотя валлийский король Артур был известен постоянными войнами против саксов. Ательстан даже попросил Руби развлечь вечером гостей.
— Я должен попросить прощения и отказаться, — вмешался Торк. — Утром мы отплываем в Нормандию.
— Нормандию? Зачем? — спросил король, подозрительно сузив глаза. Руби показалось, что король не очень любит ее предка Грольфа и вряд ли одобрит внезапный союз между Нортумбрией и Нормандией.
— Руби объявила себя внучкой Грольфа, — пояснил Торк, — и Зигтриг велел отвезти ее туда.
«Господь благослови Торка за то, что не вдается в подробности», — подумала Руби и благодарно посмотрела на викинга, хотя тот не обращал на нее внимания, устремив взгляд на насторожившегося Ательстана.
— Как интересно, — наконец обронил король, уже по-другому глядя на Руби. — И поскольку вы отплываете только утром, почему бы сейчас не пойти к кораблям и все подготовить к отъезду? А вечером вы сможете принять участие в празднествах. Оставь Руби здесь, я еще хочу побеседовать с ней.
Торку, по-видимому, эта идея крайне не понравилась, но он ничего не сказал, лишь плотнее сжал губы. Селик явно забавлялся ревностью и раздражением Торка.
После ухода викингов Ательстан подвинул кресло поближе к Руби и велел придворным удалиться.
— Когда я был ребенком, мой дед Альфред накинул мне на плечи алую мантию и пристегнул к поясу меч в золотых ножнах. Многие посчитали, что это добрый знак и что я рожден для трона, но это вовсе не так. Моя мать была прекрасна, как солнце, но родилась пастушкой, и мой отец Эдуард не женился на ней.
— Не понимаю. Почему ты говоришь все это?
Король поднял руку, призывая ко вниманию.
— Отец был женат дважды, и обе жены считались королевами. Я король-опекун и берегу трон для братьев. И поэтому должен оставаться…
— Целомудренным, — закончила Руби, наконец поняв, к чему клонит Ательстан.
— Я слыхал, что ты…
— Распустила язык в Джорвике и рассказала женщинам о том, как не допустить зачатия.
Обаятельный молодой король улыбнулся, довольный, что Руби прекрасно его понимает.
— Это целомудрие… не так уж легко соблюсти, — признался он, весело блеснув глазами.
Руби рассказала ему обо всем, что знала, хотя знала она не слишком много, но король с огромным интересом выслушал ее.
Вечером Руби, в зеленой шелковой тунике, подаренной Астрид и украшенной брошами Торка, сидела в холле, рядом в королем. Вернувшихся Торка и Селика посадили гораздо ниже.
Руби пыталась внимательно прислушиваться к словам короля, но то и дело посматривала на Торка, пронзавшего ее яростным взглядом. Он опрокидывал чашу за чашей, а Селик, явно подсмеиваясь над товарищем, то и дело дружески похлопывал его по плечу. Торк со злостью стряхивал его руку.
Король Ательстан, достаточно наблюдательный человек, наконец шепнул Руби:
— Торк зеленеет от зависти, дорогая. Должно быть, очень вас любит.
По правде говоря, Торк был красен в ярости, особенно при виде короля, что-то шепчущего на ухо возлюбленной, и Руби испугалась, что он может совершить такое, что вызовет гнев монарха.
— Я должна идти, — сказала она Ательстану.
— Но не прежде, чем споешь для нас, — потребовал король и поднял руку, приказывая убрать столы.
Руби снова спела все песни, даже «Помоги мне пережить эту ночь», и при этом смотрела прямо на Торка, надеясь, что он догадается, кому предназначена песня. Как только Руби сошла с возвышения, Торк оказался рядом и разъяренно потащил ее из холла.
— Никогда, никогда не делай со мной такого! — процедил он сквозь стиснутые зубы.
— Чего именно?
— Не смей выставляться перед королем. Он что, отказался от обета целомудрия?
Руби рассмеялась бы, но Торк явно не шутил, и она внезапно почувствовала, как ему больно. Она решила было рассказать о разговоре с королем относительно способов предохранения, но поняла, что Торк вряд ли оценит юмор ситуации. Может быть, позже.
— Я не заигрывала с королем. Только говорила с ним, — терпеливо объяснила она.
— Кровь Тора! Да он просто распустил слюни над тобой!
Они почти добрались до спальни, когда Руби заговорила о том, что беспокоило ее весь день.
— Торк, нужно поговорить о том, что случилось между нами прошлой ночью. Это было хотя великолепной, но ошибкой. Ты напомнил мне об этом, когда рассказал королю о помолвке с Элис. Нам нужно быть сильными. Нельзя допустить, чтобы это случилось снова.
Торк открыл дверь, втащил ее в комнату, прижал к стене всем телом и начал жадно целовать. Не в силах насытиться, он поднял ее за талию, так, что ноги оторвались от пола, а лоно вжалось в его возбужденную плоть.
— Боже, Руб, — простонал он, — я так тосковал по тебе весь день! Неужели ты не думала обо мне?
Он поднял Руби еще выше, положил ее ноги себе на талию, расстегнул штаны, стащил с нее трусики и уже через несколько мгновений с силой вонзился в нее.
Руби забыла о собственных словах, забыла о том, что такого не должно больше случиться, забыла обо всем, кроме этого момента.
Несколько времени спустя в дверь постучал Селик, объяснив, что ему нужно поговорить с Торком относительно завтрашнего отъезда.
— Убирайся, — проворчал Торк, но Селик не отставал, и в конце концов, громко выругавшись, он открыл дверь.
Селик широко раскрыл рот при виде их помятой одежды и раскрасневшихся лиц.
— Господи, Торк, попробуй мне хоть слово еще сказать, я напомню тебе об этой ночи. Да ведь ты только сейчас вернулся из холла! Неужели совсем не можешь держать себя в руках? Ай-ай-ай!
Торк захлопнул дверь прямо перед его улыбающимся лицом.
На следующее утро они поднялись на рассвете, собрали вещи и отправились на поиски Эйрика. Он спал в холле на скамье, рядом со своим дядей, Хааконом. Эйрик сонно потер глаза и грустно взглянул на отца.
— Ты так рано отплываешь?
— Да, нужно не пропустить прилив. Ты уверен, что хочешь остаться, сын? Есть еще время передумать.
— Уверен — нерешительно кивнул Эйрик.
— Да будет так. Я оставил достаточно денег на твое содержание в течение двух лет, если не смогу вернуться раньше. Но если почувствуешь, что тебе грозит опасность, или не захочешь здесь оставаться, извести своего прадеда Дара, пошли к нему Виджи или одного из стражников, что остались с тобой. Понимаешь?
Эйрик снова кивнул, но при мысли о близкой разлуке с отцом глаза наполнились слезами.
Торк быстро оглядел холл, чтобы узнать, не наблюдает ли кто за ними, но, видя, что все спят, притянул Эйрика к себе и крепко обнял. Руби впервые видела проявление нежности между отцом и сыном и на мгновение закрыла глаза, пытаясь запечатлеть в памяти это трогательное мгновение. Сколько таких было в прошлом?
Пришла и ее очередь.
— Эйрик, береги себя. Всегда знай, что в этом мире есть люди, которые любят тебя, и среди них я тоже. Ты многому сможешь научиться у саксонского короля, кроме военной науки. Старайся получше усвоить все его наставления.
И, не заботясь о том, будет ли мальчик сопротивляться, Руби крепко обняла его и расцеловала, смочив щеки Эйрика своими слезами.
Она молча плакала, пока вместе с Торком и Селиком направлялась к конюшне, чтобы добраться до Темзы и судов. Только однажды она спросила: