— Что это? — спросил Торк, встревоженный видом деда.
— Ивар! — выдохнул Дар. — Он похитил Эйрика и требует выкуп.
И, вручив Торку сверток, завернутый в тряпку, пробормотал:
— О Торк, если бы я мог пощадить тебя…
Сердце Торка бешено забилось, но он все же развернул тряпку. На пол упал маленький палец. Торк схватился за спинку кресла, чтобы не упасть. Боль была так сильна, что он, зажмурившись, попросил:
— Не говори Руби. Это убьет ее. Она не должна знать.
Руби металась в страшной ярости. Дело было не в белье, она знала, что они рано или поздно договорятся и помирятся, но Торк, едва войдя в комнату, холодно объявил, что немедленно отправляется в Джомсборг с каким-то поручением. Хуже всего, он не соглашался взять ее с собой и приказал возвращаться с Даром в Нортумбрию.
— Нет! Я хочу ехать с тобой! — вскрикнула она, пока Торк поспешно бросал одежду и вещи в кожаный мешок. — Пожалуйста, — умоляла Руби, видя непреклонное выражение лица Торка. — Прости, что я спорила насчет компании по производству белья. Не покидай меня, не сейчас! Я не смогу вынести разлуки!
Торк повернулся и сжал ее плечи, вынуждая Руби взглянуть ему в глаза. В синих глубинах стояло такое холодное отчаяние, что Руби испугалась.
— Я люблю тебя, сердце мое. Помни это. Всегда.
Он целовал ее со странной тоской и долго не размыкал объятий, а когда наконец отстранился, внимательно изучал ее лицо, словно запоминая его черты. И Руби могла поклясться, что увидала слезы в жестких неумолимых глазах воина. Что случилось? И почему так срочно?
— Поезжай с Даром в Нортумбрию, — непререкаемо велел он. — И жди меня там с Тайкиром.
Он задохнулся на последних словах. Но по-настоящему Руби испугалась, когда Торк добавил:
— И, Руби, вот что еще. Молись за… меня.
И с этими зловещими словами он повернулся и оставил Руби стоять с открытым ртом. Поняв, что им снова грозит разлука, Руби выбежала за мужем во двор. Он и несколько десятков воинов садились на коней, о чем-то толкуя с Грольфом, а другая половина войска, приведенного Торком, направлялась к кораблям.
— Я пошлю две сотни человек, как только узнаю, где вы, — пообещал Грольф. — Пусть Господь и Один хранят вас.
Торк повернулся к Дару.
— Ты немедленно вернешься в Нортумбрию. — И, дождавшись кивка, продолжал: — Не стоит оставлять так долго земли без защиты. Я пришлю гонца, как только смогу. С Богом, дедушка.
И тут Торк увидел Руби. Она никак не могла осознать, что он покидает ее. Плотно сжатые губы Торка чуть шевельнулись, словно он хотел сказать что-то, и, направив к ней лошадь, он нагнулся и посадил ее перед собой в седло.
— Мы встретимся, милая. Я тебя люблю.
Я тоже люблю тебя, подумала Руби , но слова застряли в горле, когда Торк, коротко поцеловав ее, спустил на землю и отъехал.
Грольф и Поппа смотрели на Руби с жалостью, но ничего не хотели объяснять, даже когда она крепко обняла их, перед тем как на следующий день сесть на один из трех кораблей Дара. Они заверили Руби, что она всегда будет желанной гостьей в Нормандии.
Двухнедельное путешествие в Джорвик было ужасным. Руби почти все время лежала или корчилась в приступах тошноты, поскольку море было неспокойным. Несмотря на все протесты и рыдания, Дар лишь крепче сжимал челюсти, когда она требовала объяснений столь поспешных действий Торка. Наконец, вернувшись в Нортумбрию, она оказалась в объятиях Ауд и, плача, целовала Тайкира, пока он не отстранился с мальчишеским смущением.
Несколько недель Руби попеременно жалела себя и злилась на Торка, хотя со страхом и надеждой ждала известий от него. Но когда послание наконец прибыло, оказалось, что оно адресовано не ей, а Дару. Дар заперся в комнате вместе с Олафом, который и привез известия. Уезжая, Олаф захватил с собой сотню людей, оставив Дару всего сто человек, чтобы охранять крепость. Однако Дар по-прежнему отказывался отвечать на вопросы Руби.
— Он даст тебе знать обо всем, когда придет время.
Тогда Руби завалила себя работой. Она уговорила Дара отдать ей один из амбаров и, заручившись помощью шести деревенских женщин, открыла мастерскую по пошиву белья. Большим подспорьем служила Элла, настойчиво, но ласково заставлявшая женщин усердно работать. Они кроили ткани, принесенные Ауд, которая настояла на том, чтобы стать партнером.
В течение нескольких недель было сшито пятьдесят комплектов белья разных размеров. Дар отвез их в Джорвик и отдал торговцу, согласившемуся продавать белье за комиссионные. Все было продано за два дня, и на вырученные деньги Руби закупила шелка и кружев, наняла еще шесть женщин и построила большой очаг, чтобы можно было работать в зимние месяцы.
Элла была полна планов и подсчитывала, сколько денег сможет скопить, чтобы получить свободу и, возможно, приобрести маленький домик в деревне. Эти мечты превратили ее в нового человека.
— Удивительно! — заметила как-то за ужином Ауд. — Я дала тебе ткань, чтобы ты за работой меньше тосковала о Торке, а теперь вижу, что ты стала удачливым торговцем. Что ты об этом думаешь, Дар?
— Что? О да, — рассеянно ответил тот. От Торка давно уже ничего не было, и старик страшно волновался.
Руби разрывалась между гневом на Дара и Ауд, явно не желавших открывать тайну, и беспокойством за то, что так волновало их. Подумав, она сообразила, как немного развеселить обоих:
— Дар, Ауд, я должна сказать вам что-то, что сделает вас счастливыми.
Оба посмотрели на нее с таким видом, словно ничто на свете не может их обрадовать, и Руби снова задалась вопросом, что скрывают от нее старики. Улыбнувшись им, она тихо призналась:
— Я беременна.
Ошеломленное молчание встретило ее слова, но Руби не обиделась.
— Как! Разве вы не рады новому малышу?
— О… нет… дело не в этом! — охнула Ауд и, вскочив, крепко обняла Руби.
— Да… было бы чудесно… иметь еще одного правнука, — с трудом выговорил Дар и, повернувшись, вышел из холла.
Руби недоуменно глядела ему вслед.
— Не обращай на него внимания. Ему о многом нужно подумать. Но что скажет Торк?! Я думала, он больше не хочет детей.
— Он и не хотел. Сама не знаю, как все это получилось. Он всегда был так осторожен, — ответила Руби, пытаясь вспомнить, когда они были столь беспечны. Может, в брачную ночь… или под дубом, на постели из листьев? Хорошо бы второе, тогда можно было бы считать, что это и ребенок Джека тоже. — Уверена, что Торк будет доволен, как только привыкнет к этой мысли, — продолжала Руби. — Надеюсь, родится девочка со светлыми волосами.
Но несмотря на радость Руби по поводу беременности, она волновалась за Дара, который с каждым днем становился все более угрюмым. Несколько дней спустя Руби отправилась к нему, намереваясь потребовать объяснений. Но в комнате никого не оказалось. Она уже хотела уйти, но увидела маленький сверток — тот самый, что принес Дар в день отъезда Торка. Сверток лежал на обрывке пергамента.
Голова Руби внезапно закружилась. Неверными шагами она подошла к столу, чувствуя что-то неладное и ощущая, что сейчас получит ответ на вопросы. Она медленно развернула тряпку и, задыхаясь от тошноты, уставилась на высохший пальчик. Тонкий жалобный крик вырвался у нее из горла.
Почему Дар хранит это? Неужели это палец Торка, отсеченный Эйриком много лет назад? Нет. Тот к этому времени сгнил бы до кости…
Крик Руби стал громче, в ушах звенело с нарастающей силой, но она молча продолжала раскачиваться и, лишь немного опомнившись, дрожащими пальцами потянулась к пергаменту и прочла ужасные слова:
«Дедушка!
Ивар по-прежнему удерживает Эйрика. Он не желает его освободить ни за выкуп, ни в обмен на меня. Пусть дьявол унесет его черную душу, он требует голову Зигтрига! Завтра мы идем в битву. Молись за нас!
Торк».
Руби снова издала тонкий вопль и кричала до тех пор, пока не упала на пол в глубоком обмороке. Она пришла в себя лишь через несколько часов, в постели. Рядом стояли Дар и Ауд.