Выбрать главу

========== Глава 1 ==========

Грядущий год моей педагогической деятельности не сулил ничего приятного, как впрочем все предыдущие годы, которые я имел неудовольствие провести в стенах этой школы. Однако конкретно для меня он обладал двумя отличительными особенностями: сыну Люциуса в этом году исполнилось одиннадцать, и это означало, что Драко с первого сентября начнет учиться в Хогвартсе под моим руководством. А вместе с ним на первый курс должен поступить никто иной, как Опора и Надежда магической Британии, Золотой ребенок, переживший Аваду Темного Лорда, родной сын небезызвестного для меня Джеймса Поттера.

Имя этого ребёнка у всех магов современности на устах, но лично мне абсолютно наплевать на его имя — одной фамилии достаточно, чтобы понять, что за наследственность несет в себе этот мальчишка помимо своей известности.

Несмотря на то что я преподаю в Хогвартсе уже девять лет и меня не должны беспокоить отпрыски давнишних, а тем паче мертвых подонков, я невольно задумывался над тем, каким окажется малолетний Поттер, и оправдаются ли мои худшие предположения на его счет: если его отбитый папаша от собственной мании величия был явно не в себе — что же в таком случае сделается с его сынком, который еще до того, как научился самостоятельно вытирать сопли, уже так впечатляюще и незаслуженно прославился?

На распределении этого года я с затаенным волнением внимательно вглядывался в толпу серой ученической массы, а не умирал от скуки, как это обычно бывало в предыдущие годы. Минерва дошла до половины списка фамилий, после чего мой крестник, Драко Малфой, поступил на факультет Слизерин, в чем я ни на мгновение не сомневался. Среди голов несортированной одиннадцатилетней посредственности я неожиданно выхватил черноволосого растрепанного мальчишку в круглых очках, который, как воробей, вертел головой в разные стороны и явно нервничал. Я моментально узнал его, хотя и видел последний раз лишь мельком, когда ему было не больше года. Сомнений быть не могло: это безошибочно был его сын. Поэтому я ни на мгновение не удивился, когда после выкрика Минервы «Поттер Гарри!» лохматая уменьшенная версия Джеймса проковыляла к табуретке со Шляпой и ожидаемо отправилась на факультет, достойным представителем которого (без тени иронии) в свое время был ее биологический создатель.

Я, кажется, совсем задумался, мрачно наблюдая, как мальчишка пьянеет от восторга и купается во внимании, которое ему уделял стол гриффиндорцев, поэтому пропустил вопрос, который задал новый преподаватель ЗОТИ, сидящий рядом со мной.

— Что? — рассеянно, но холодно переспросил я.

— Вы уже познакомились с маленьким По-Поттером, Сев-Северус? — с набитым ртом, лыбясь, переспросил Квиринус Квирелл, которого я не смел называть профессором исключительно из чувства уважения к данной профессии.

— Не имел удовольствия, — сухо ответил я, чувствуя, как раздражение подступает к горлу.

— А я уже вст-встречался с…с ним в Кос-Косой Аллее! — заикаясь, не иначе как от счастья, сообщил мне мой вынужденный собеседник да с таким видом, будто этим фактом можно было гордиться.

— Такой хор-хороший вежливый мальчик, Северус, — продолжал он рекламировать мне Поттера, словно впрямь думал, что мое мнение о студентах формируется на основе чьих-то рекомендаций, — жаль его только — совсем сирота, представляете?

— Полагаю, с его-то славой он не будет страдать от дефицита внимания и любви, — презрительно отрезал я и принялся за еду, не собираясь отвечать Квиреллу до конца вечера.

В нашем преподавательском полку ежегодно прибывало и убывало на одну единицу профессорской массы, так как ни один соискатель места преподавателя ЗОТИ не задерживался на нем больше года, а Альбус с поистине гриффиндорским упрямством отказывал мне в этой должности из года в год под разными предлогами. В итоге на протяжении последних десятков лет многие поколения студентов были вынуждены наблюдать текучку непрофессиональных кадров, негодных не только для преподавания, но даже для несложной умственной работы (лично я не доверил бы многим из них даже мытье полов в своих классах).

Квирелл, судя по всему, обещал солидарно присоединиться к этому ряду бездарностей, которым выпало измываться (по-другому не скажешь) над предметом, касающимся защиты от Темных искусств, от знания которого в иной раз могла зависеть жизнь студентов.

Я подавил гримасу отвращения, слушая нудный рассказ новоявленного «профессора» о его приключениях с вампирами в Румынии, который, не сомневаюсь, он придумал не позднее двух часов назад. Весь вид этого существа сигнализировал мне о его физической и интеллектуальной ущербности: цыплячье телосложение, лицо деревенского недоумка, который однако для придания себе загадочности нацепил тюрбан и мантию азиатского покроя; на каждом слове Квирелл заикался и нервно дергал руками, словно его незаметно для окружающих били током; видимо, единственной защите, которой это недоразумение могло обучить — разве что защите от санитаров в отделении для душевнобольных в Мунго.

Я пообещал себе не обращать на него внимания — да будет благ всесильный Мерлин, даже если реки потекут вспять, Квирелл все равно неизбежно вылетит отсюда в конце года и избавит нас от своего раздражающего присутствия, освободив вакантное место для очередного пройдохи.

***

Я давно научился абстрагироваться от ежедневного потока сменяющихся передо мной студенческих лиц — все они были лишь объектами моей обстановки, в которой я существовал. Мои ученики были слишком глупы и бездарны, чтобы стоить моих нервов — даже если кто-то из них и ненавидел меня за мою резкую критику, то эта ненависть не могла оказаться взаимной лишь потому, что мне было на них плевать. Моя власть и интеллектуальное превосходство, а также страх и уважение, которые я умел внушать этим юным паршивцам, делали мою работу выносимой для меня все эти годы, и со временем я даже приобрел что-то похожее на внутреннее спокойствие.

Но приезд отпрыска Поттеров пошатнул мое душевное равновесие, потому что я не знал, что за характер несет в себе этот юнец и с чем при ближайшем рассмотрении мне предстоит столкнуться. Минерва упоминала, что после смерти Поттеров Альбус отдал ребенка родственникам матери, которые судя по ее наблюдениям были не сильно благосклонны к мальчишке. Я сам помнил Петунью, как истеричную неуравновешенную девчонку, и, если Минерва не лгала, та и впрямь не сильно изменилась с годами — лишь разжилась уютным магловским гнездышком и приобрела целлюлит на тощих боках. Не думаю, что в этом доме у мальчишки была райская жизнь, но по моему мнению, для его адекватности это было полезнее, чем общество его аморального папеньки и его полоумных друзей.

Я всегда гордился умением себя контролировать, поэтому дал себе слово относиться к Гарри Поттеру максимально непредвзято, но на первом же занятии не смог подавить неконтролируемый приступ неприязни, когда на меня с первой парты высокомерно вылупился чертов Джеймс!

Разумеется, это был не он, в чем я убедился присмотревшись к малолетнему Поттеру внимательнее. Усилием воли я заставил себя продолжать урок как ни в чем не бывало и, лишь взяв себя в руки и успокоившись, я вдруг понял, что мальчишка смотрит на меня со странным воодушевлением, которое я сначала принял за издевку, и похоже готовится записывать высокопарные избитые фразы, которые я ежегодно произношу на первом занятии у первокурсников, заранее зная, что большинство из них — безнадежные болваны. Но, видимо, моя вступительная речь смогла произвести на мальчишку впечатление. Было совершенно очевидно, что он не знал, кто я и какую роль его отец сыграл в моей судьбе; он не мог знать, за что я могу его ненавидеть или предвзято относиться. Я безошибочно узнал в нем ребенка из мира маглов, которые всегда разительно отличались от детей из семей волшебников: поначалу все происходящее кажется им волшебством, сказкой, они стремятся к познанию. Но вскоре очарование рассеивается, новый дивный мир приедается, и вчерашние восторженные мечтатели становятся посредственностями, а их глаза потухают и отражают лишь скуку и лень.